Автор: Братику
В 1964 году старший брат подарил мне книгу „Брестская крепость“. „Прочитай, Витек“, – сказал он. – „Это замечательная книга“.
Книгу Сергея Смирнова я читал взахлеб, пока не дошел до одного места…
Сам я родом из Киева – города Бабьего Яра. Не успей наша родственница, каким-то чудом, на одной из последних покидающих Киев машин забрать маму, сестру и брата, всех их принял бы Бабий Яр.
В моем послевоенном детстве понятие „немец“ ничем не отличалось от понятия „фашист“. В наших детских боях с врагами быть „немцем“, как правило, не соглашался никто.
В том месте, где чтение мое запнулось, рассказывалось о легендарном лейтенанте Мейере. Во время боев он возглавлял оборону отсека казарм Брестской крепости. Один из рассказов о лейтенанте запомнился мне особенно: в самое тяжелое время обороны, когда, казалось, сил уже не оставалось, на листовках с призывами сдаться Мейер нарисовал голову свиньи с усиками Гитлера, написал по-немецки: „Не бывать фашистской свинье в нашем советском огороде“, а затем, оклеив листовками, как афишную тумбу, захваченного в атаке ефрейтора, отпустил его к своим. Одно только „но“, смутившее меня тогда: Вячеслав Мейер был немцем. Немец?! В сознании 10-летнего мальчика это укладывалось с трудом. Тогда я не знал, что среди защитников Брестской крепости были и другие немцы. Не знал, да и не мог знать, что трагедию 41-го года разделили десятки тысяч немцев, сражавшихся в Красной Армии. Но и потом, после того как их стали „изымать“ из состава вооруженных сил, советские немцы, сохранившие свое присутствие в армии до конца войны, продолжали сражаться с врагом, подарив Родине 11 Героев Советского Союза.
А пока они дрались на фронтах, другие, находившиеся в тылу, должны были ответить за свою национальность. Они расплатились за нее массовой депортацией (более миллиона человек!) в безлюдные степи. Туда, где для слова „смерть“, казалось, не существовало альтернативы. Они расплатились за нее ударным трудом на стройках и объектах НКВД, где, ничем не отличаясь от зэков, заплатили жизнью каждого четвертого трудармейца. Ну а о том, с каким чувством после войны заполняли они графу „национальность“, нам нетрудно догадаться!
Американские лагеря для интернированных во время Второй мировой войны граждан японского происхождения невозможно сравнить с ГУЛАГом. Как невозможно сравнить интернирование с советской депортацией. Но менее всего думало об этом правительство США, принося официальное извинение своим пострадавшим гражданам.
Ничего не услышали „русские“ немцы: ни слова извинения, ни слова раскаяния. Как говорится: „Мои долги я вам прощаю.“
Их вклад в историю и культуру Восточной Европы огромен. „Он из Германии туманной привез учености плоды“ – эти слова Пушкина как-будто сказаны о многих поколениях немцев, переселившихся некогда в Российскую империю и привезших туда, помимо учености, необыкновенное трудолюбие и мастерство. Но все это – предмет другого разговора.
Я же, подъезжая к правому берегу Киева и любуясь колокольней Лавры, вспомню о ее создателе Готфриде Шеделе, а некоторое время спустя о другом архитекторе – Викторе Шрётере – напомнит мне любимый оперный театр.
Покидая Украину в 2005 году и думая о том, что связывает меня с Германией, я неожиданно вспомнил свою учительницу математики Аллу Гансовну Тамм. Странно, я никогда не думал прежде о ней как о немке.
Между теми, против кого мы сражались в детских играх, и нею лежала пропасть. Настолько большая, что мысль перебросить мосточки не возникала ни у кого.
Алла Гансовна была нашей любимой учительницей. Даже те, кому судьбой было отказано в математических способностях, проявляли повышенный интерес к этому предмету и делали успехи. Она была, если можно так выразиться, „именем собственным“, не принадлежащим какой-либо массовой категории и, быть может потому, в каждом из нас видела что-то особенное. Казалось; одно присутствие этого человека делало тебя лучше и мысль о том, что она может иметь какое-то отношение к „тем“, показалась бы нам чудовищной.
Но вот о чем я частенько думаю: не зайди она однажды в наш 5-Б, не узнай мы ее, могло случиться и так, что вместо нашей учительницы в детском сознании пребывало бы нечто уродливое, пришедшее из обезличенного понятия „немец“.
Какая все же удивительная несправедливость – отдавать человека на откуп предубеждениям и страхам нашего сознания – туда, где подмена уникального образа становится неизбежной!
Но пока это продолжается, пока общие понятия – национальность, религия и тому подобное – так легко заслоняют Человека, повторения трагедий не избежать!
P.S.
28 августа 1941 года был подписан указ о депортации немцев.