Автор: 
Город памяти, парков и моря
словно вкопанный встал
пред обрывом. Казалось, дай волю,
он бы в море упал,
покорённый его красотою.
Так встревоженный взгляд
свой скрывая, ведомый судьбою,
вдруг украдкой бросаешь назад.
Снизу вверх там мочала причёсок
пальм, стоящих по швам,
лифт, отели в решениях броских,
как купальники дам,
тем щедрее открытых, чем боле
им природой дано.
Взгляд бросается вслед поневоле,
хоть тебе всё равно.
А в прибое там крабы буквально,
как птенцы из-под ног,
демонстрируют удаль, бахвально
зарываясь в песок.
Так уйдёшь от решенья проблемы,
закопавшись от всех —
находя в философской дилемме
оправданье утех.
В жар хамсинный лишь клезймерам проще —
медью в танце потеть,
развлекая пустынную площадь,
где не встать, не сидеть.
И беззвучные трели кларнета —
бугинвиллиям лишь,
и в беззвучии ищешь ответа
на вопросную тишь.
Здесь нашла себя щедрость Натана**,
ею вскормлено всё —
и отрада в тени от платана,
и олимов нытьё.
Тот ли избран, кто ныть не умеет?
Всё, уверен, — ему!
Брось же камень в него… кто посмеет?…
Ну, так быть посему…
Ты, в сознании ставший подарком,
где поднялся с колен,
стал моею фабричною маркой,
той, что прежде, взамен.
Так, возможно, меняя лишь имя,
можно спорить с судьбой,
но взаимных симпатий во имя,
оставаясь собой.
————————————————
*оле, олимы (разг.) — от ивритского «оле»: репатриант.
**Натан Штраус — тот, кто пожертвовал крупную сумму на основание посёлка, впоследствии ставшим городом и названным в его честь Натанией;