Автор: Имя ученого психиатра, доктора мед. наук, профессора Н.Ф.Шахматова вы не найдете в Википедии. Но в интернете есть большое эссе — то ли рецензия на книгу Шахматова «Психическое старение», то ли воспоминания — известного психиатра Арона Исааковича Белкина, в котором он пишет о своем «друге и коллеге», как он называет Шахматова. Я же хочу рассказать, кем Николай Феофанович был для нас, его сотрудников, каким мы его знали.
Первый год ординатуры я проходила в клинике психофармакологии, руководителем которой был проф. Григорий Яковлевич Авруцкий. Но по программе я должна была пройти разные клинические отделы. Так я оказалась в Отделе психической патологии позднего возраста у проф. Н.Ф.Шахматова. Узнав, куда я перехожу, один сотрудник из клиники психофармакологии сказал мне, смеясь: «Я бы ни за что не стал там работать, уж лучше пойти водителем на грузовик».
И действительно. Как говорят, болезнь не красит, но если это еще и психическая болезнь, и она накладывается на старческий возраст, то и впрямь, картина выглядит не очень отрадной.
Но по молодости лет все это я воспринимала отстраненно, впрочем – до определенного момента. Однажды в отделение поступила пациентка довольно преклонного возраста. Ее сын был известным журналистом. На вид она была сохранной, полностью ориентирована, держалась спокойно, с достоинством. И вот, когда мы с ней разговаривали, она мудро заметила: «Доктор, я была такая, как вы, а вы будете такая, как я…»
По окончании ординатуры, я была направлена на работу в больницу. У меня родилась дочка. Я переехала в новый (спальный) район – попросту нас выселили из Центра. Но в квартире еще оставалась семья моего брата. И вот однажды, возвращаюсь я с дочкой и коляской с прогулки и вижу, что у подъезда стоит мой маленький племянник. Он сказал, что звонил проф. Шахматов, он разыскивает меня и прислал несколько телеграмм. В телеграммах была просьба связаться с ним немедленно.
Я приехала в Институт. Николай Феофанович сказал, что есть место младшего научного сотрудника, надо только пройти конкурс, но это чистая формальность. Он спросил, сколько мне лет. Я (со вздохом): «Много…» (действительно, все главные события моей жизни, и рождение детей и ординатура пришлись на вторую половину жизни, если можно так сказать). Услышав мой уже конкретный ответ, он рассмеялся и сказал: «Если бы мне было столько!» (как я его теперь понимаю!)
На работе меня отговаривали, посоветоваться было не с кем. Но я решила увольняться из больницы, может, потому что не чувствовала себя в том коллективе своей. Ведь не чередой же банкетов, памятных мне по ординатуре (на время моего обучения у Шахматова их пришлось несколько – у него было много аспирантов и все защищались), объясняется мой выбор, как могут подумать некоторые.
Шеф (так мы называли между собой Николая Феофановича) первым делом показал, как надо печатать на пишущей машинке. Спустя какое-то время дал мне тему для диссертации, сказал, какую литературу читать и какие диссертации просмотреть. Я стала собирать материал, смотрела больных по теме, сидела в архиве — вплоть до того, что у меня покраснели и стали невыносимо чесаться глаза, то ли от архивной пыли, то ли от аминазина, которым были пропитаны истории болезни.
Но в голову ничего не приходило, не было ни одной идеи, хоть плачь. Ну, как быть, что мне делать ? – мучилась я. Хоть бы кто-нибудь подсказал. Время шло. Шеф стал спрашивать, почему я ничего не написала. Ругал себя, что поставил мою защиту в план: «Зачем я это сделал? Никогда никого в план не ставил, а тут впервые…».
И вот, наконец-то! Как сейчас помню этот день, когда я пришла в одно отделение и случайно открыла историю болезни молодой девушки (у меня было сравнительно-возрастное исследование), после чего в голове у меня выстроилась вся диссертация, сложился целиком весь пазл, как сейчас бы сказали. Шеф выслушал мой доклад и сказал озадаченно: «Но вы сделали все не так, как я думал». А спустя какое-то время собрал группу из профессоров и сказал: «Расскажите им все, что вы мне рассказывали».
В результате все закончилось хорошо. Перед защитой я прошла апробацию в своем институте. После чего мы собрались в ординаторской, чтобы отметить это событие (не нарушать же традицию!) Меня послали за шефом. Я постучалась в кабинет, сказала, что мы его ждем. Он довольно сурово посмотрел на меня и сказал: «А вы разве не знаете, что распитие спиртных напитков на работе запрещается?» Я растерялась: «А что же нам делать? Мы уже открыли…» И тут вижу, как в лице шефа неуловимо что-то дрогнуло и он проговорил с напускной серьезностью: «И налили?»
Потом была защита. Главное, я все-таки уложилась в составленный им план научной работы – не подвела шефа. И еще я думаю, что на его месте любой другой руководитель не подпустил бы меня и близко к защите. Но не такой был наш шеф.
И это еще не все.
Продолжение следует.