Автор: .Исаак Зингер не писал о Катастрофе непосредственно, ведь «ни одно литературное описание не в состоянии достоверно отобразить весь ужас Холокоста» (К.Дэвис. Введение в курс литературы о Холокосте. «Заметки по еврейской истории», №6(55), 2005, см. www.berkovich-zametki.com). Тем не менее не будет преувеличением сказать, что тема Катастрофы является сквозной темой его творчества. В распоряжении писателя словно была многогранная призма, через которую он смотрел на мир. Он вспоминал детство и свои детские опыты с ловлей мух. Он помещал мух в спичечный коробок, подавал туда капли воды и крошки сахара для питания «пленных». Затем он подумал о том, что совершал «ужасные преступления против этих существ только потому, что я был больше, чем они, более силен, и более ловок» (Patterson, цит. по www.powerfulbook.com\singer.html). После этого мальчик Зингер стал молиться о прощении и дал «святую присягу никогда больше не мучить мух» (там же).
Размышления писателя о страдании животных имели обобщающий характер, включали всех людей, всех животных, все страны, все возможные случаи. Опыты с ловлей мух появляются в его автобиографическом романе «Шоша». Героиня романа говорит ему: «Ты стоял на балконе и поймал муху». Рассказчик просит не напоминать ему об этом. Когда героиня спрашивает его почему, он отвечает ей: «Мы поступаем с Божьими творениями так же, как нацисты поступают с нами» (И.Б.Зингер. Шоша. М. 1991. с.336).
Другое раннее воспоминание Зингера было связано с варшавским рынком, куда он с матерью ходил за покупками. На этом рынке он видел кур, уток, гусей, которые через некоторое время погибнут под ножом человека. Сцены ощипывания и убийства этих птиц оставили глубокое впечатление в душе мальчика, которое позже вылилось в описание скотобойни в романе «Семейство Мускат».
Когда Зингер плыл в Америку, он пришел в ресторан корабля, сел за отдельный столик и подумал о шансе, который был предоставлен ему для принятия решения, над которым он размышлял так долго. Когда к нему подошел официант, чтобы принять заказ, Зингер сказал ему: «Я очень сожалею, но я – вегетарианец». Зингер объяснил, что его вегетарианство основывается не на какой-либо религии, а на убеждении, что никто не имеет права отнимать жизнь у другого существа (Patterson, цит. по www.powerfulbook.com\singer.html).
Однако не все исследователи считают эту историю правдоподобной. Так Джанет Хадда, профессор Калифорнийского университета пишет: «Обращение к вегетарианству случилось для Башевиса относительно поздно: ему было почти шестьдесят лет. Поэтому маловероятно, что решение пришло из чувства сострадания к животным, несмотря на утверждение самого Башевиса… Более вероятно, что его решение не есть плоть было связано с чувствами пост-Холокоста, протестом против человеческой жестокости, неправильного употребления силы и игнорирования жизни. В то же время… оно вошло в его жизнь и стало светской версией кашрута, еврейских диетических законов» (J. Hadda. Isaac Bashevis Singer. A Life. The University of Wisconsin Press. Copyright 1997, 2003. с.142).
В конце посмертно изданного романа Башевиса-Зингера «Тени над Гудзоном» главный герой романа пишет письмо, в котором он связывает охоту на животных с зачатками фашизма.
В рассказе «Кровь» говорится о женщине Рише, управлявшей имением своего пожилого мужа Фалика. Для забоя скота она нанимает резника Реувена, и это приводит ее к неверности мужу. Так Зингер подводит читателя к мысли, что где льется кровь животных – там и блуд.
В большинстве романов и рассказов Зингера их главные герои или вегетарианцы, или люди, которые становятся вегетарианцами по мере своих раздумий о Холокосте, что вполне согласуется с вышеприведенным мнением Дж. Хадда.
Главный герой романа «Враги. История любви» Герман Бродер в войну потерял семью, но спасся сам – польская крестьянка Ядвига прятала его от немцев. Теперь Герман живет в Нью-Йорке, на его руках Ядвига, но он также встречается с любимой женщиной Машей, тоже беженкой из Европы. Когда Герман и Маша посещают нью-йоркский зоопарк, он воспринимает это учреждение культуры как гнетущую тюрьму. Глаза льва «выражали отчаяние тех, кому не позволено ни жить, ни умереть», а волк «носился взад и вперед, кружась в собственном безумии» (И.Б.Зингер. Враги. История любви. СПб, 2001, с.70). Тема эта не нова, но в отличие от поэтов прошлого, Ш. Бодлера с его «Зверинцем» в «Цветах зла», или Р.М. Рильке с его знаменитым стихотворением «Пантера», у Башевиса-Зингера неволя жителя зоопарка ассоциируется именно с судьбой жертв Холокоста. Его Герман сравнивает зоопарк с концентрационным лагерем: «Воздух здесь был полон тоски… Подобно евреям, животные были согнаны сюда со всех концов света, приговоренные к изоляции и тоске» (там же). Кроме участия по отношению к животным, мы, читатели второй половины 20 – начала 21 веков, различаем здесь также восприятие искалеченного сознания нацистских жертв, видящих во всем, даже казалось бы обыденном, угрозу себе и другим.
Призрак будущей грозы, предвестник Катастрофы, присутствует и в рассказе Зингера «Голуби». Герой любит своих птиц и оставляет клетки голубятни открытыми, чтобы голуби могли свободно летать. Он говорит служанке, что кормление голубей означает для него очень много. Он сравнивает заботу о птицах с богослужением: «Бог не жаждет похвал, а голуби каждый день с восхода солнца ждут, чтобы их накормили, и нет лучшего способа послужить Творцу, чем быть добрым к Его созданиям» (И.Б. Зингер. Голуби. В кн. Зингер И.Б. Сын из Америки. Рассказы. М.1993, с. 65).
Однажды Зингер, обедая в кафетерии на Двадцать Третьей Стрит в Нью-Йорке и одновременно читая новости в газете, подумал, о том, что бы он сделал, если бы имел полную власть: «Я бы отомстил за Дахау. Я бы отдал Судеты чехам. Я бы основал еврейское государство в Иерусалиме. Я бы запретил навсегда поедание мяса и рыбы и не разрешал охоту на животных» (Patterson, цит. по www.powerfulbook.com\singer.html).
Здесь мы должны дать маленькое пояснение. Хотя в топографическом смысле слов понятия Эрец Исраэль, Иерусалим и Храм являются концентрическими элементами, входящими друг в друга, в еврейской традиции эти понятия едины. Все, что относится к одному из этих трех элементов, может быть отнесено и к остальным двум. Например, слово “Сион” может обозначать любое из этих трех понятий. В христианской традиции эти три понятия разделены. Сын и внук раввина Башевис-Зингер несомненно употребил слово “Иерусалим” в традиционном еврейском, а не в географическом понимании.
В предисловии к книге о вегетарианстве Зингер написал: «Пока люди убивают животных, не будет никакого мира. Есть только один небольшой шаг от убийства животных к созданию газовых камер а-ля Гитлер и концентрационных лагерей а-ля Сталин… Не будет никакого правосудия, пока человек будет стоять с ножом или другим оружием и уничтожать тех, кто слабее, чем он» (там же).
Когда в 1978 году, после того, как было объявлено, что ему присудили Нобелевскую премию по литературе, репортеры пришли к Зингеру домой взять интервью, писатель рассказал им о своих попугаях: «Я очень люблю животных, и чувствую, что от них мы можем многому научиться, потому что они ближе к тайнам мирозданья, чем мы» (там же).