БОРИС РЫЖИЙ. ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ НА СМЕРТЬ ИОСИФА БРОДСКОГО

Памяти Иосифа Бродского

Когда бы смерть совсем стирала
что жизнь напела, нашептала,
пускай не все, а только треть, —
я б не раздумывал нимало
и согласился умереть.

Милы кладбищенские грядки.
А ну, сыграем с жизнью в прятки.
Оставим счастье на потом.
Но как оставить в беспорядке
свой дом?

Живешь — не видят и не слышат.
Умри — достанут, перепишут.
Разрушат и воссоздадут.
Дом перестроят вплоть до крыши
и жить туда с детьми придут.

Когда б не только тело гнило.
Спасет ли черная могила?
Чья там душа витает днесь?
Витая, помнит все, что было,
и видит, плача, то, что есть.

1996

СМЕРТЬ ПОЭТА

Осенний вечер в тихом городке …
Иоcиф Бродский

Ни день, ни вечер в этом городке
Не обещают нам страстей и страхов
И повода задуматься в тоске
О судьбах ближних и своих рубахах.

Ну, может быть, когда-нибудь, не в такт,
Спохватишься, зашаришь по карманам.
Известие о смерти – грустный факт.
Но это далеко, за океаном.

У них свое похмелие и пир,
А наш – непритязателен и пресен.
Лишь иногда со скрипами эфир
Приносит звуки тех могучих песен.

Глухие счёты двух материков,
Потуги приспособить к делу слово.
А мне хватает, в общем-то стихов,
О коих и не судится сурово.

Все прочее – предвижу – глупый гам,
Наследников разнузданная свита,
Где всем сестрам навесят по серьгам,
А самым младшим выставят корыто.

У нас зато почти уже весна,
Зарянки заливаются с рассвета,
И можно без помехи у окна
Грустить и размышлять про то и это.

У лестницы пристроился горшок,
Поёт ребенок, разбирая цацки.
Я думаю, как, право, хорошо,
Что мне не слышен этот хор дурацкий.

И что, конечно, светел этот свет,
Особенно когда, живя в Европе,
Припомнишь осень, Университет,
Помятые листочки ксерокопий,

Смятенье в сердце, пошлость, подлость, дым
Всех очагов и бесконечность пашен.
Итак, прощай, прощай. Благодарим,
Жалеем, пожелаем и помашем.

02.1996