Владимир Пастухов (18 апреля)

Не знаю, насколько уместно использовать свой маленький медиа-ресурс как «travel blog». Впрочем, делаю я это не от хорошей жизни, но лишь потому, что оказался заперт на 15 часов без интернета на рейсе Токио – Вена, а это располагает к неактуальным размышлениям. Я совсем не знаю Восток, и когда обстоятельства сложились так, что мне понадобилось на три недели вырвать себя из привычной среды обитания ради Кореи (Южной) и Японии, я решил, что сейчас самое время отречься, наконец, от европоцентричного взгляда на мир и погрузиться в атмосферу культурного плюрализма.

Отдавая себе отчёт в том, что три недели галопом по не-Европам — это смехотворно мало для того, чтобы делать философские обобщения, я, тем не менее, не могу не рефлексировать: точно по старому еврейском анекдоту – а с мыслями что делать? Если коротко, то вся моя рефлексия свелась к изумлению тем, как глубоко и мощно «запад» проник в эти не-европейские культуры и какую колоссальную роль в их развитии он играет. Я ожидал увидеть торжество «самобытности», а обнаружил универсализм и стилистическое доминирование Запада. Ведь Stаrbucks – это уже давно не розничная сеть, а часть глобального образа жизни. Точно так же как Hugo Boss, Dior или Gucci – это вовсе не про одежду. Растущая зависимость Востока от ролевых моделей поведеия, изобретаемых Западом, перебила в моих глазах впечатление о самобытности восточных цивилизаций.

Европа стала первооткрывателем «социального электричества» — силы персонализации и индивидуализации, но последние отнюдь не являются ее исключительными атрибутами. Да, она открыла эту силу в себе и для себя, и она лучше других пользуется ею, в том числе, в целях глобального доминирования. Но это не отменяет того факта, что эта сила является универсальной и может обнаружить себя в лоне других культур. Разница только в том, что на Западе, где она была изначально открыта, она быстро разложила все реликтовые формы социалього взаимодействия, а на Востоке, куда она была импортирована, она вынуждена с этими реликтовыми формами социалього взаимодействия долгое время сосуществовать в разных пропорциях.

Я увидел нечто очень похожее на то, что привык видеть в России – феномен «наложенной цивилизации». И в Корее, и в Японии это бросается в глаза, но есть существенная разница в степени гомогенности этого цивилизационного микста, в глубине взаимопроникновения и смешивания пластов. В Корее разные цивилизационные пласты ощущаются (я говорю только о своих личных впечатлениях) как более рельефные, и поэтому сама Корея в большей степени для меня выглядит Востоком. В Японии (кстати, как и в России) уровень смешивания и проникновения таков, что она ощущается скорее не как Восток, а как «другой Запад». Здесь уже возникло то новое качество, которое не позволяет легко разложить имеющееся целое на составляющие его элементы.

Мне кажется, что разница эта не случайна, а связана с теми условиями, в которых происходило «наложение» вторичного цивилизационного слоя. В тех местах, где, как в Японии, к моменту начала поставок «европейского электричества» успела сформироваться мощная собственная цивилизационная платформа, которую не удалось сходу сломать военным путем, модернизационные процессы развивались более сложным путем и приводили не к поверхностной европеизации, а к глубинной модификации собственной базовой культурной модели. Это как в бизнесе: наибольший эффект дает слияние двух сильных корпораций, а не поглощение сильным слабого.

Япония в некотором смысле напомнила мне Россию именно механизмом образования полноценной «гибридной цивилизации», но вынужден признать, что «сцепка» в японском случае производит большее впечатление. Сегодня у Японии больше оснований считать себя «другой Европой», чем у изначально европейской России. Но, так или иначе, после рекогносцировки на местности я остаюсь при своем убеждении, что слухи о смерти Запада несколько преувеличены, и те, кто выстроил свою стратегию в расчете на его немедленный и неотвратимый закат, рискуют промахнуться.