Анатолий Головков. СТАКАШЕК

В Риге студентами мы выпивали в парке портвейн из горлА. Для куража. Потом курили, читали поэтов Серебрянного века и своё. Нечасто. Потому что там было полно кафешек. Например, «Rostok». Или «Allegro». На кофе и ликер хватало. И сиди хоть до закрытия.

В Москве семидесятых, куда я переехал, оказалось всё не совсем так.

Предложил другу саксофонисту отметить встречу в «Праге». Тот замахал руками: мы что, торгаши, ювелиры? Пусть они тратят на нас, а не мы на них.

Взяли «Столичную», и бывалый Шурик повел нас сквозь дворы. Заглядывая в каждый. Повсюду по трое выпивали мужики, не пристроишься. Или надо проставляться.

Наконец, кажется, на Трубниковском, нашлось место.

Под кустами оставлена стеклотара — для братьев по классу, кому не хватило на магазин. На сучке — гранёный стакан. На просвет чистый. Шурик прополоскал его водкой, мы разложили закусон и почали… За Енисей, за наших ребят, за Надю с Веркой, за джаз!

Стало жарко. Мы наперебой напевали джазовые темы.

Тут кто-то вылил из окна помои, заорали, пригрозили милицией. Надо было свинчивать. Но есть захотелось зверски.

Мы повесили чистый стакан на место, и вторую откупорили уже в пельменной на Зубовской площади, у стоячего столика, под горку пельменей со сметаной.

Шел пар. Кругом галдели, курили.

Если в пельмешку и заходили менты, то в гражданском. Генштабовские в форме. Даже мидовская публика. Разливали под плакатом: «Приносить с собой и распивать спиртное запрещено!» Но вполне элегантно: из бутылки, спрятанной в пакет. Или из «Нарзана».

…Шурик вышел на пенсию, продал саксофон, поселился в деревне под Тверью. Слушает телек, пьет некрепкое Играет на баяне в Доме культуры. Разучивает с хором песню «Своих не бросаем», к смотру самодеятельности.

А той Москвы, города людей, понимавших друг друга с полуслова, давно не существует.

Мерцает фонарями изуродованный начальниками Арбат.

Даже в метро пахнет по-другому. Горелой резиной, что ли.

Чудом уцелел Трубниковский, разорванный пополам.

Но остались и мы, седые пасынки Москвы.

Ее былые сторожа и ревнивые радетели.

Запивавшие водку из ее фонтанов. Чаще наивные, чем равнодушные.

Вот и петляем по ней ночами — кто в Бостоне, кто в Берлине, кто в Париже, кто в Хайфе.

Бродим во сне, как в тумане, ищем свой стакашек.

Правда, дороги уже не найти.

* * *

На рисунке — классический граненый стакан, дизайн скульптора Веры Игнатьевны Мухиной.