Поэзии приписывают – и справедливо по-моему! – волшебство. Одним из подтверждений этого смелого заявления является тот факт, что отчаянная глупость, за которую прозаика бы смешали с навозом, а драматурга – освистали, в поэзии существует себе вполне комфортно.
Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров.
В стихотворении М.Ю.Лермонтова «Сон» («В полдневный жар в долине Дагестана» заключительная строфа:
И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди дымясь чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струёй –
вызывает, мягко говоря, недоумение: труп может быть знакомым патологоанатому, но уж никак не даме, связанной с героем романтичными отношениями. Чистая глупость. А, между тем, стихотворение просто вибрирует от внутреннего напряжения, и читатель захвачен им полностью.
Второй пример. Александр Блок. «Фабрика». Здесь должен оговориться – я этого поэта не люблю за пошлость, вылезающую из самых неожиданных углов. Не люблю за то, что «Незнакомка» написана одним из ее слободских героев, не люблю за убогую жалистность поющей в церковном хоре девицы, на люблю за «красивую и молодую». И понимаю, тем не менее, громадность его поэтического дарования. Среди стихов, которые переползли через барьер моего внутреннего отторжения, находится «Фабрика». Несмотря на вопиющую глупость первой строфы:
В соседнем доме окна жолты.
По вечерам — по вечерам
Скрипят задумчивые болты,
Подходят люди к воротам.
Кто-нибудь задумывался: как, в принципе, болты (задумчивые!) могут скрипеть? Петли – могут, болты – нет. Я почему-то уверен, что ильфо-петровские волны, падающие вниз стремительным домкратом, были подняты задумчивыми болтами. Стихотворение же – замечательное, нет равных ему по описанию фабричной окраины.
Чемпионом по глупости я считаю первую строфу есенинского «Я спросил сегодня у менялы»:
Я спросил сегодня у менялы,
Что дает за полтумана по рублю,
Как сказать мне для прекрасной Лалы
По-персидски нежное «люблю»?
Поскольку, как известно широким массам, в данном стихотворении «туман» не имеет никакого отношения к водным испарениям, а является названием существовавшей на то время иранской денежной единицы, впоследствии выведенной из обращения, то первые две строчки являются не более, чем финансовым разговором. Так вот, он – бессмыслен. За полтумана можно давать либо РУБЛЯМИ, либо В РУБЛЯХ. ПО РУБЛЮ давать ни полтумана, ни четыре риала нельзя. Используя профессиональный сленг, можно было спросить: «Какой курс ТУМАНА ПО РУБЛЮ?» — и все. Ну, а то, что между первыми и вторыми двумя строками связи не найдет даже служебно-нюхательная собака, по-моему, ясно. Смысл, бытовой смысл разорван, раздробрел, растоптан. А стихотворение – одна из изумительных вершин любовной лирики.
Спешу оговориться: сказанное относится только к талантливым стихам. В бездарных глупость не просто видна – выпирает. Отмечать ее оставляю читателям. Хотя… Жил такой поэт Сергей Островой, который, как мне кажется, был в поэзии натуральным болваном. Не графоманом, но именно – болваном. Не откажу себе в удовольствии привести отрывок из его стихотворения:
Не верю в то, что звезды угасают,
Что все мелеет, даже души рек.
Есть женщины, которых не бросают.
Ни нынче. Ни вчера. Ни через век.За что их любят? Звонко. Без оглядки.
За свет в душе? За ум? За красоту?
Их любят так, что не играют в прятки,
А все им отдают начистоту.
Здесь одна благоглупость громоздится на дргую. Звезды – гаснут безотносительно к вере члена СП СССР. Мелеют сами реки, наличие у них душ – проблематично. Как можно любить – звонко? Отдавать начистоту – нельзя. И т.д.
Осталось за малым: найти формальные правила отличия талантливых стихов от бездарных. Но здесь я – пас.
«Все мы гении. Но если вы будете судить рыбу по её способности взбираться на дерево, она проживёт всю жизнь, считая себя дурой».
Альберт Эйнштейн
Оставлю в покое Сергея Острового и то, что мне Блок ближе Есенина, хотя и у того и у другого есть вещи совершенно гениальные.
Первые две строки у Есенина — это не финансовый разговор. В финансовом плане для лирического героя был бы актуальнее обратный обмен: рублей на туманы. Или он уже торопится в Россию прочь от прекрасной Лалы и меняет оставшуюся валюту? Это экспозиция, зачин, ввод, местный колорит, но не только. Вопрос, как сказать что-то по-персидски, не случайно задан именно оператору обменного пункта. Рыночные торговцы и менялы во многих странах всегда были полиглотами — профессия заставляла.
Забыла сказать, что «за полтумана по рублю» по-русски звучит безукоризненно. По рублю за полтумана. За туман по два рубля. По два рубля за туман. За пол-арбуза дыню. За полкролика арбуз.
Страшно спорить с филологом. Но нужно.
Предложение-то ведь: «ЧТО даешь за полтумана по рублю?» Вы представьте себе вопрос: «Что даешь за полкролика арбуз?»
Если, по-Вашему, первые 2 строки — не финансовый разговор, то — какой? Я подчеркиваю, что «туман» здесь — денежная единица.
Уважаемый Юлий, о том, что туман — денежная единица, я догадалась еще в детстве, не будучи филологом, и я сомневаюсь, что хоть кто-нибудь на этом сайте не понимает, что речь идет не о водяных испарениях.
У Есенина не «даешь», а «дает». Другими словами, меняла, который дает за полтумана по рублю. Вопроса в первых двух строках нет. Что=который. Человек, что ко мне подошел= Человек, который ко мне подошел.
«… поэзия должна быть глуповата …» — как сказал некий литератор, хорошо понимавший в этом тонком деле. Но Островой, по-моему, должен бы проходить по какому-то другому ведомству …