Автор: Дениза Левертов и русская литература. Часть 2, окончание
Начало см. https://blogs.7iskusstv.com/?p=103521
В декабре 1971 года в СССР торжественно отмечалось 150-летие со дня рождения большого русского поэта Николая Некрасова. Юбилей отмечался очень пышно. 10 декабря в Большом театре (в Москве) состоялся торжественный вечер, на котором были приглашенные гости из-за рубежа. Среди них была и Дениза Левертов. Сам вечер был очень «заорганизован». Выступали только руководители Союза писателей. Вечер был закончен, как положено, праздничным концертом. 13 декабря гости были в Петербурге (тогда — Ленинграде), где посетили могилу поэта. Все делегации возлагали на могилу венки, в том числе Дениза Левертов от США. На следующий день состоялось открытие памятника поэту. В ходе поездки Дениза Левертов посетила редакции московских газет «Комсомольская правда» и «Московская правда». В «Московской газете» от 14 декабря было опубликовано стихотворение Денизы Левертов «Отрывок из романа», а 23 декабря в «Комсомольской правде» напечатали стихотворение «Вопросы и ответы». Оба стихотворения перевел известный поэт Виктор Урин, он же был автором вступительных заметок к ним. Для СССР это было время так называемого застоя, а для США — наоборот относительно бурным временем — война во Вьетнаме, «цветы жизни», в тюрьме сидели Бенджамин Спок, муж поэтессы Митчел Гудмен, Анджела Дэвис. Все способствовало тому, чтобы Дениза Левертов не задержалась. Возможно сыграло свою роль и определенная оппозиционность Денизы, так как она переписывалась с опальным Борисом Пастернаком. Письма, к сожалению, не найдены, см. журнал «Иностранная литература» № 8 за 1988 год Короче говоря, билеты были куплены «туда и обратно».
Есть для поэтов один соблазн – соблазн перевода стихов иноязычных поэтов. Не избежала его и Дениза Левертов, сделавшая попытку перевести стихотворение Цветаевой «Письмо». Стихотворение, написанное в 1923 году, когда Цветаева жила в Чехословакии, под Прагой, изображает муки поэта в ожидании ответа от литературного критика Александра Бахраха на несколько писем, которые она послала ему. Их переписка сначала приобрела оттенок эмоционального участия, но затем Цветаева поняла неправильность своей позиции. Стихотворение «Письмо» было переведено на английский язык Денизой Левертов и было напечатано в 1964 году на «Страницах из Тарусы» (Бостон, ред. Эндрю Филд). Критики были единодушны в своей похвале качеству перевода. Из-за этого он (перевод) был повторен в подборке «Три четверти», посвященной «Творчеству в Советском Союзе» (№ 3, Весна, 1965: 64). Но, пишет американский славист и литературовед Саймон Карлински, «никому не пришло в голову сравнить перевод «Письма» с русским оригиналом, хотя такое сравнение поучительно и ярко указывает […] на легкость, с которой эксперты принимают и хвалят то, что на самом деле является большой ошибкой». Ниже анализ перевода стихотворения Цветаевой проводится по Саймону Карлински (Саймон Карлински «Цветаева на английском языке: обзорная статья», Cлавянский и Восточно-Европейский журнал 10, № 2 (1966): 191-96).
Марина Цветаева. Письмо
1 Так писем не ждут,
2 Так ждут — письма.
3 Тряпичный лоскут,
4 Вокруг тесьма
5 Из клея. Внутри — словцо.
6 И счастье. И это — всё.
7 Так счастья не ждут,
8 Так ждут — конца:
9 Солдатский салют
10 И в грудь — свинца
11 Три дольки. В глазах красно.
12 И только. И это — всё.
13 Не счастья — стара!
14 Цвет — ветер сдул! 15 Квадрата двора
16 И черных дул.
17 (Квадрата письма:
18 Чернил и чар!)
19 Для смертного сна
20 Никто не стар!
21 Квадрата письма.
Первая строфа (строки 1-6) выражает тоску поэта по письму: вы не ждете писем вообще — вы ждете конкретного письма. Здесь глагол «ждать» в родительном падеже множественного числа (строка 1) сочетается с родительным падежом единственного числа в строке 2. А вот дословный перевод первой строфы Цветаевой у Денизы Левертов:
1 Они не ожидают буквы.
2 Они ждут — писем.
3 Рваный обрывок,
4 обведенный липкой лентой.
5 Внутри каракули
6 и счастье. И это все.
У Цветаевой — описание обычного конверта, в то время как Дениз Левертов предполагает некоторые почтовые обычаи. Слово «каракули» — плохая замена непринужденному «словцу» как содержанию желаемого послания у Цветаевой. Вторая строфа оригинала – параллелизм характерный для поздней Цветаевой: ожидаемое письмо первой строфы может принести ей даже несчастье, поэтому прибытие письма визуализируется в терминах исполнения выстрела. Но у переводчика смысл первой строфы упущен, и теперь она не может отдать должное нюансам второй строфы:
7 Они не ожидают счастья.
В русском оригинале все становится красным перед глазами осужденного человека, в то время как у Левертов: «Их глаза красны, / и только это».
После 12-й строки остальная часть стихотворения Цветаевой становится эллипсической: многие слова опускаются, но для русскоязычного читателя легко подразумеваются по контексту — поэт обращается к себе во всех безличных конструкциях, от читателя требуется домысливание пропущенных слов. Переводчик же этого конкретного стихотворения может не учесть этих находок Цветаевой. Возможная английская буквальная версия строк 13-21 с эллипсисами, заключенными в квадратные скобки, может выглядеть следующим образом:
Возможны и другие способы передачи значения эллипсисов Цветаевой на английском языке, если поэтическое качество оригинала воспринято правильно. Версия же Дениз Левертов этой части стихотворения в буквальном переводе такова:
13 Это не счастье, старушка!
14 Цвет полевых цветов —
15 ветер унес его прочь.
16 Квадратный двор
17 и черные мысли.
18 Квадратное письмо,
19 чернила, колдовство.
20 Когда дело доходит до смерти,
21 последней мечты, никто не стар.
22 Квадратная буква.
Синтаксические эллипсисы здесь не были замечены, а простые идиомы — неправильно поняты. В конечном счете, здесь причина не в какой-то конкретной ошибке, неверна сама идея перевода стихотворения, которое переводчик не понимает структурно или семантически. Марину Цветаеву трудно переводить как поэта. Редактор «Страниц из Тарусы» так описывает процедуру перевода стихов: «Переводы стихов были сделаны по буквальным версиям и метрическим схемам. Несмотря на то, что наблюдается их близость к оригиналам, поэты допускают определенные вольности. Эти стихи стоят в первую очередь как самостоятельные английские стихи, и, как мне кажется, это единственный действительный стандарт, по которому можно судить о поэтических переводах» («Поле», «Страницы из Тарусы», XIII). «Против такого метода перевода поэзии нет возражений, — пишет Саймон Карлински. — Но в нем заложена реальная опасность. Вдохновленный поэт-переводчик, полностью зависящий от информатора, компетентность которого он не может оценить, иногда может стать беспомощным».
Хочется все-таки закончить на оптимистической ноте — словами Д. Левертов об уважении к другому человеку: «Объективность должна проистекать из уважения, из признания личности, живой индивидуальной сущности, отличной от прочих, но не менее значимой. Уважение как признание личности есть проявление любви, это одна из плоскостей, одно из выражения явления, которое Мартин Бубер называл «утверждением бытия» и считал прекраснейшим из даров, приносимых одним человеком другому» («Слово к медикам», пер. О. Кириченко).