Автор: Генрих Шмеркин
ЧМО
Повесть
I
Будь она проклята, эта чёртова «К»! Карающая. Каверзная. Каббалистическая!
Всего лишь из-за одной этой заурядной литерки, обернувшейся вдруг неумолимой буквой закона, чуть не тронулись умом два ветерана п/и ЧМО (проектного института «Черметоснастка») Владимир Николаевич Шевцов и Аглая Яковлевна Кадацкая – не говоря уж об авторе, которому эта история перевернула жизнь.
Но обо всём по порядку.
Была весна. Набухали почки, легко дышалось, вода была мокрая, трава зелёная… Стоял расцвет эпохи развитого социализма.
Холодным апрельским рассветом – автора разбудил его собственный аппендикс. Супругой была вызвана «скорая» и ровно через три часа – сочинитель сего возлёг на один из операционных столов 2-й Совгорклиники. А ещё через несколько часов он пришёл в себя – после благостного наркотического забытья, на стерильной больничной койке.
Пахло яблоками, боли в боку как не бывало, на животе прощупывалась влажная марлевая нашлёпка. Автор облизнул сухие губы, собрался с силами и надсадно выдохнул: «Воды!». Снова собрался и снова выдохнул – не менее надсадно… Осмотрелся по сторонам – коридор, ни души. Белёные простенки, чередующиеся с высокими зелёными дверьми, снабжёнными номерными табличками. Палаты хирургического отделения были забиты плановыми больными…
Автор приподнял голову. Впереди, почти вплотную – койка с таким же, видать, внеплановым. Дальше по коридору – пустующий медсестринский пост: обшарпанный стол, заваленный врачебными каракулями, «антипартийная» группа тёмных безликих пеналов «и примкнувший к ним» абсолютно прозрачный шкаф с перевязочным материалом. Над столом – матовый плафон с намалёванным красным крестом.
«Папа уже приходил», – промелькнуло в мозгу; на спинке кровати висела сиреневая отцовская авоська с передачей – тремя чуть подпорченными «апрельскими» яблоками и бутылкой виноградного сока.
Ослепительно белый потолок был украшен сероватыми трещинами, образующими нечто похожее на рисунок из детской книжки «Раскрась сам». Это было изображение его тёзки – Крокодила Гены, только почему-то не с гармошкой, а с пишмашинкой в мозолистых «слесарных» лапах.
…Наконец, подошла сестричка. Она мазнула по губам автора намоченной ваткой и сообщила, что пить ему пока нельзя.
«Дуняша, золотко, а как насчёт динь-динь-динь?» – послышался масляный баритон с койки соседа.
Простецкая деревенская деваха, которой был адресован вопрос, сочла подобную тему сомнительной, и была абсолютно права.
– Что вы имеете в виду, больной? – мгновенно зардевшись и опустив глаза, переспросила сестра.
– Не больной я, золотко! Витюхой меня звать, лапуська!
– Знаете, что… – начала было сестричка, резко повернувшись к койке соседа и собираясь, по-видимому, дать достойный ответ.
Глаза её округлились.
– Вы что, вам нельзя! – воскликнула она и кинулась к восставшему с постели мужичку лет тридцати пяти, в длинной больничной рубашке с глубоким декольте, приоткрывающим мощный, поросший пшеничными кудряшками торс. – Вам только послезавтра садиться дозволят!
Рябое, под стать Дуняше, лицо нарушителя никак не монтировалось с его актёрским, бархатным баритоном.
Сестричка обхватила Витюху за талию, он нежно обнял её за плечи, после чего был благополучно доведен до койки и приведен в горизонтальное положение.
– Спасибо, Дуня… Так как насчёт динь-динь-динь?
– Чего вы от меня, Витя, хотите? – растаяла вдруг сестричка, закусив губу и сдерживая кокетливую улыбку.
– «Чего-чего»! Посиди рядом, ненаглядка, – взял её за руку сосед, – расскажи чего… Согрей душу холостяцкую!
…Этим же вечером, несмотря на все больничные табу, автора навестила супруга и имела с ним продолжительную живительную беседу. Работала она, между прочим, в издательстве «Слободка», обычным корректором, но оказалась великолепнейшей конспираторшей: на супруге был белый халат и очаровательная медицинская шапочка; из кармана торчал самый настоящий стетоскоп, а во лбу горел круглый зеркальный козырёк, какими обычно оснащены ларингологи. Посещение больных друзьями и родственниками строго воспрещалось.
II
Супруга пришла не одна, а с ошеломляющей новостью. Лежащему пластом автору хотелось прыгать от счастья – это было тотальное признание, триумф сатиры, залп из двустволки! Сразу две газеты, центральная и местная, опубликовали целый каскад его юмористических миниатюр. На последней странице Литературки – в «Рогах и копытах» – красовалось:
Реакция не прошла!
Разбавив спирт водой, Григорий заметил, что напиток от этого не помутнел и даже не нагрелся.
Реакция не прошла – сообразил Григорий.
Опережая время
Опережая время, идут часы, выпускаемые Новодядьковским заводом точных механизмов.
Коротко о разном
В. л. д. с. п. б. п. о. ч. с. н. в. и. т.
Фамилия автора указана не была, зато пришёл почтовый перевод на сумму 21р. 60коп. с печатью «Гонорар по Литературной газете».
На предпоследней странице второй газетки – еженедельника АТВ (Актуальный творческий вестник), в рубрике «Совершенно АТВтственно», каждый желающий мог беспрепятственно прочитать:
Новое на экране
Недавно на экране кинотеатра «Октябрь» появилась новая заплата.
Вторая молодость
Пока подписчик В.Степанов ждал получения третьей «Юности» (за март-месяц), к нему пришла вторая молодость.
Глухая защита
В матче киевского «Динамо» с «Металлистом» у последнего преобладала глухая защита. Сколько ни кричал вратарь харьковчан защитникам: «Держите Бышовца!»[1], те так и не услышали.
Успехи наладчиков
За три дня до окончания месяца наладчики ПНУ-5 наладили из своей бытовки сварщика Н.Лактионова.
Вести строителей
Всего лишь 20 секунд потребовалось бульдозеристу СМУ-4 П.Остапчуку, чтобы снести всю играющую трефу.
III
Да-да! Это было смешно и грустно…
Именно 20 секунд понадобилось незадачливому автору – тогда, холодной Магнитогорской ночью в нетопленой заводской гостинице – чтобы «снести» всю играющую трефу. Ошибка обошлась начинающему преферансисту никак не меньше, чем рубля в полтора! И ему, действительно, стало непередаваемо грустно…
Автор с упоением бросился перечитывать смешные до боли, рождённые в муках строки. И тут – кайф был обломан. Из приёмного отделения за ним прибыла каталка. Старушка-санитарка помогла автору перебраться с кровати на транспортное средство и повезла вниз, на весы – при приёме его забыли взвесить.
Взвешивание прошло без проволочек и вскоре он был доставлен обратно, «в хирургию». Супруга по-прежнему стояла у его койки и, загадочно улыбаясь, перечитывала – в который раз! – литературные опыты мужа.
IV
Ночью автор проснулся от холода. Отопление было отключено, в глаза бил электрический свет. На медсестринском посту под матовым плафоном дежурила счастливо хихикающая Дуняша; поверх халата на гордые девичьи плечи был наброшен модный двубортный, отнюдь не пейзанский пиджак в крупную шахматную клетку. Рядом с ней, на стульчике, придерживая барышню за локоток и нашёптывая ей что-то на ушко, сидел «баритональный» собрат автора по аппендиксу – с голыми ногами, в той же длинной больничной рубашке, напоминающей женскую ночнушку. Увидев, что автор проснулся, Витюха подмигнул и, самым интеллигентным образом, поинтересовался:
– Вы что-то собирались нам сообщить, коллега? Или?
V
Три яблока и сок были у автора безжалостно реквизированы – до лучших времён, на завтрак «свежим» аппендицитникам подали разрешённую еду и питьё: по яйцу всмятку и несладкий чай.
Медбрат, сменивший Дуняшу, сунул им градусники и спросил фамилии.
У Витюхи она оказалась проще пареной репы: Попов. А у автора – довольно редкая: Дамских-Удодников. Досталась она ему от отца – драматического актёра; именно она фигурировала (и фигурирует!) в паспорте автора. Да-да! Именно эта фамилия, а не та, другая – являющаяся творческим псевдонимом и стоящая под его многочисленными литературными опусами…
– Как?! Так ты Дамских-Удодников? – рассмеялся Витюха. – Гена?! Ну даёшь! «Черметоснастка»? Отдел Ж-1?
– Да… – отвечал растерянный автор.
В ту пору наш герой был молод и трудился инженером в означенном отделе.
– Сосед Татки Поповой?
– Да… – ещё больше удивился автор.
– А я её муж! – выпалил Витюха и вдруг осёкся, схватившись за бок и уронив голову на подушку.
VI
Татьяна Андреевна Попова – или просто Тата, как называли её в отделе – действительно доводилась автору соседкой по рабочему месту, их письменные столы, извиняюсь за интимную подробность, касались друг друга торцами.
Тата была старше автора на добрый десяток лет (т.е. годилась ему в полуматери), была с ним на «ты» и являлась работником исключительно ценным. Занималась она тем, чем в ЧМО не занимался никто – моделированием переходных процессов для нетиповых электродвигателей постоянного тока. Она сама заключала договора и выполняла оговоренные в них работы; о компьютерах в ту пору речь не шла, делать сложнейшие расчёты приходилось вручную, ни подчинённых, ни руководителей у Таты не имелось.
VII
Поняв, что сболтнул лишнее, Витюха смолк и, превозмогая боль, стал лихорадочно обмозговывать сложившуюся на ровном месте ситуацию. Наконец, он приподнял голову и негромко попросил:
– Геннадий… Подойти… можешь?.. Чтоб не орать…
– Мне только завтра сесть разрешат, и то не факт… – мягко возразил автор.
– И что? Мне тоже…
– Говори, я слушаю.
– Ну… если так… – Витюха приподнялся с постели, по-крестьянски почухал затылок и, покряхтывая, приковылял к авторской койке.
– Геннадий… Как мужик мужику… Ты там не очень… распространяйся… на работе… Про меня, про Дуньку… Как мы тут с ней… секретничаем… – присел он на краешек кровати.
– Витя, о чём ты? Делать мне больше нечего…
Ответ автора был вполне искренним. Ибо, во-первых, это не его собачье дело, во-вторых, он никогда не был сплетником. И в-третьих, никаким «открытием» для него Витькино поведение не являлось: о том, что Таткин муж – ходок, автор догадывался давно. Но Тате об этом даже не заикался.
«Такая умница! И вышла за такого вахлака!..» – с горечью думал наш герой, ему было искренне жаль бедную Тату.
– Нет, Геннадий, я серьёзно… Не нужно Татку расстраивать… Она у меня ранимая… – как ни в чём не бывало продолжал Витюха.
– Я же сказал…
«Боже, как надоел мне этот козёл! Который, ко всему прочему, не верит ни в элементарную человеческую порядочность, ни в мужскую солидарность!..»
– Ты ей нравишься, без булды… Она мне про тебя все уши прожужжала…
«Не ожидал… Приятно слышать…».
– Какой ты молодец, какие стенгазеты выпускаешь, как ей всё рассказываешь… Как любишь жену, какой ты муж… Про хохмы твои, опять-таки… которые сам сочиняешь… Как она у тебя книжки разные берёт… Что ты недавно на собрании отчебучил… У всех чуть животики не полопались…
– Витя завязывай.
– А я тебе за это… Геннадий… по гроб жизни… без булды… – с мольбой в глазах прохрипел Виктор Титыч Попов, главный конструктор ПО Электрощит, и, без булды (без чувств!) грохнулся на пол.
Виктора Титыча погрузили на каталку и оттранспортировали в реанимационное отделение.
Больше с «Витюхой» – в стенах 2-й Совгорклиники – автор не виделся.
VIII
О том, что Татка – «деканская дочка», всему потоку стало ясно на четвёртый день занятий: в сводную аудиторию, во время лекции по истории ВКП(б) пожаловал сам Андрей Павлович Полосухин – декан электрофакультета! – и передал студентке Полосухиной Татьяне Андреевне обёрнутый целлофаном бутерброд с беконом, забытый ею дома…
Семь пядей во лбу тут явно без надобности, достаточно пары твоих внимательных зыркалок. Не скрылось это и от глаз Витюхи Попова, её одногруппника, приехавшего учиться из села Инякино Рязанской области, Шиловского района (совхоз «Ленинский»). Мать его горбатилась в овощеводческой бригаде, а батя – «околачивал груши» в конторе, счетоводом.
…Две недели спустя – весь первый курс выехал в колхоз на картошку, а вскоре – ушлый Витька и раскрасневшаяся, впервые познавшая вкус свекольной самогонки Тата оказались с глазу на глаз в самом что ни на есть банальном стогу сена. В результате чего:
а). на свет появился их сын Павлик (а 6 лет спустя – дочки-близняшки Марина и Настя);
б). Тата временно выпала из учебного процесса, оформив академотпуск, а заодно и «декрет»;
в). Витюха, на правах мужа, перебрался из общаги в деканову квартиру;
а). а ещё через два года в эту же квартиру подселился ещё один студент из Инякина, поступивший, не без понурого папиного содействия, на первый курс «папиного» факультета. Это был Юрка Попов, младший Витькин брат.
IX
Валерьян Семёнович Дамских-Удодников, отец автора, имел когда-то серьёзные виды на карьеру комика и даже претендовал на роль Хлестакова, правда, во втором составе. И могла бы сложиться его профессиональная судьба вполне благополучно (и благополучательно!), если бы…
Он никому не жаловался, и даже наоборот – утверждал, что положение его в труппе вполне нормальное, и что ему страшно повезло, потому что их «худручка» держит, помимо него, ещё трёх мужчин-актёров с таким же амплуа, и все играют «в очередь», поэтому на круг выходит не больше двух спектаклей в неделю – а не как у Зойки Балабан, единственной исполнительницы подобных женских ролей, которая пашет почти каждый вечер. И Валерьян мог уделять сыну времени столько, сколько надо – потому что воспитывал сына один… А жена умерла – в расцвете лет… И не женился отец по новой – лишь потому, что очень любил сына не хотел приводить в дом мачеху.
Отец продолжал жить в их старой «театральной» коммуналке по ул. Дарвина, неподалёку от ведомственной квартиры автора, и на пенсию пока не выпирался; его то пафосное, то угодливое (саркастическое, жалостное, насмешливое) «Кушать подано!», «Закурить не найдётся?», «Билетики готовим для проверки!» продолжало звучать с высоких театральных подмостков.
X
Женщиной Тата была строгой и некурящей, она не пропадала в чмовских курилках, не интересовалась свеженькими анекдотами и пикантными новостями. Ни с кем не шушукалась, никого не отчитывала, ни о чём не спрашивала, никому ничего не объясняла – ибо, как уже знает читатель, была сама себе и начальницей, и подчинённой. Возможно, в силу этих причин в институте у неё не было никого, с кем можно было бы поделиться, сбросить с души пару-тройку тяжких, прикипевших к сердцу камней.
К Поповой автора «подсадили» не так давно – прежде его рабочее место находилось в электромашинном зале, рядом с мастерскими.
В начале рабочего дня они бросали друг другу непременное «Здрасьте», потом – «До свиданья», на этом общение заканчивалось. И вот в один прекрасный летний день, в момент, когда автор был погружён в свои немудрящие релейно-контакторные замыслы, Тата повернулась к нему и еле слышно проронила:
– Не знаю, что делать…
Её муж (а им, как слыхал автор, являлся некий Попов, главный конструктор производственного объединения «Электрощит») должен был вернуться из отпуска ещё позавчера, но его до сих пор нет… Она допускает, что муж решил отдохнуть ещё пару дней, тем более – погода там сейчас хорошая, а ещё тем более – такое, увы, с ним уже случалось. Но главная беда в том, что отдыхать в этот раз он поехал в Сочи, а это – не только море с сопутствующими ему рисками, но и картишки со случайными людьми, и шулера-головорезы, и прочий криминал. Ничего не скажешь, мог бы позвонить или дать телеграмму. Может, конечно, телеграмма ещё не дошла и сегодня-завтра обязательно придёт. Или затерялась где-либо, что в наше время не исключено. Но если телеграмму он ей всё-таки посылал, то должен был послать и на работу, так как тарифный отпуск у него закончился. Но звонить мужу на работу как-то неудобно, потому что придётся иметь дело с секретаршей. А номер телефона такой-то…
Короче, позвонил автор на Электрощит, и на том конце ответили, что Виктор Титыч задерживается в отпуске, но скоро будет и на работу выйдет уже в четверг. Автор сообщил эту успокаивающую новость Тате, но та, похоже, расстроилась ещё сильней…
XI
После этого случая у них стали налаживаться доверительные отношения. Уже на следующий день – Тата рассказывала, как познакомилась со своим Витей, как в 67-м году послали его в командировку в ГДР, и они поехали вместе, на целых четыре месяца, потому что её оформили как жену, и ещё там в кафешках продавались бутерброды с сырым говяжьим фаршем, и Вите они страшно нравились, а она даже не представляла себе, как можно вообще – есть сырое мясо… Но Витя «упаковывал» бутербродики за милую душу, только чуть перчил, присаливал, и запивал горячим шоколадом со сливками, как какой-нибудь Робин Бобин Барабек… И Тата гордилась этим так, будто муж повторил подвиг Николая Гастелло, и интересовалась, смог ли бы автор есть сырой фарш, как её Витя – единственный и неповторимый…
Автор, конечно, не смог бы жрать подобную гадость, но ответил, что да, конечно! И ничего удивительного в этом нет, и жена его, Ликанька, а заодно и папа, когда крутят фарш на котлеты – всегда его пробуют, чтобы определить, хватает ли соли. Тата очень удивилась и сказала, что сама она фарш никогда не пробует, и это совершенно ни к чему – просто нужно знать, что на кило мяса, в случае котлет, соли нужно буквально одну чайную ложку…
Герою стали известны некоторые симпатичные подробности, например: Тата любит Гоголя за его «Нос», Чехова – за его «Лошадиную фамилию», а Толстого с Достоевским не воспринимает ни в каком виде – ни в типографском, ни даже экранизированном. Что уважает Штирлица и Жжёнова, а Чурикову – тем более с её вольтанутой на всю голову Жанной Д’Арк – так вообще за артистку не считает. Что шоколад привыкла есть только из холодильника – иначе это не удовольствие, а размазня, что папа-декан к спиртному индифферентен и уже не знает, куда все эти коньяки с шампанским девать; а ему несут постоянно – и студенты, и родители… И папа шутит, что другой на его месте давно открыл бы рядом с домом ларёк и торговал бы спиртным – в свободные от академической нагрузки часы.
А потом взяла вдруг и выложила, какой это был ад – когда в доме у них появился Юрка, Витькин брат. Как ей с матерью приходилось его обстирывать, обглаживать и кормить, прибирать за ним, терпеть его хамство и бесконечные пьяные выходки. А папе – бегать по профессорам и доцентам, чтобы замолвить словечко за своего дополнительного родственника…
Что же касается Вити, то учился он на удивление хорошо, проявляя недюжинное старание и серьёзность. Распределение ему Андрей Павлович организовал вполне достойное – оставил зятька в «родном» городе и устроил в КБ при ПО Электрощит, где всё начальство было его хорошими приятелями, ещё со студенческой скамьи.
Через 4 года Виктор, благодаря своему таланту и папиному авторитету, дорос до «пом. зама главного метролога», а дальше – пошло и пошло…
Тата к тому времени уже два года, как окончила институт и работала в ЧМО. Молодая семья «впряглась» в кооператив, деньги на вступительный взнос дал папа.
Непутёвый Витькин брат уже пребывал в Мордовской АССР, в городе Саранске, где жил в общаге для малосемейных и работал на заводе, обыкновенным лаборантом.
Юрка, конечно, хотел в то же КБ, что и Витька, или к Тате – в ЧМО, но устраивать ему подобное распределение всемогущий папа даже не собирался.
XII
Автор не помнит, когда это случилось – до «аппендикса» или после, но в какой-то момент Тату словно подменили. Откровения её стали сходить на нет, а вскоре и вовсе прекратились. Иногда автор ловил на себе горький материнский взгляд Татьяны Андреевны.
Однажды – а случилось это незадолго до возникших у Аглаи неприятностей – он не выдержал и, из самых лучших побуждений, поинтересовался:
– Тата, что с тобой?.. У Вити что-то не так?
– Нет, у Вити как раз всё так… – вздохнула она. – Можно подумать, ты не знаешь…
– О чём ты? – не понял автор.
– Действительно, не знаешь?.. Или прикидываешься?
Автор недоуменно пожал плечами.
– Ладно, извини… – опустив глаза, снова вздохнула Тата.
– Музыкой навеяло? – пошутил автор.
Тата махнула рукой, ей было не шуток.
XIII
Будь ты проклят, щит ЩУ-13 для управления лубрикаторами жидкой смазки, да ещё и вентиляторами отсоса дыма, да ещё насосами высокого давления!
Проклятая «к», проклятая спецификация!
Как могло так выйти, что грамотнейшая, внимательнейшая Аглая (да ещё в позиции номер три!) – пропустила букву «к»?! И вместо «ком» (что означает «килоом»), накарябала просто «ом»! Ведь сотворить подобное – всё равно что перепутать полновесный килограмм чистейшего каннабиса с одной несчастной граммулькой…
Возможно, вышло это чисто машинально, и рука сама вывела именно «ом» – ибо вспомнила Аглая вдруг город Омск, этот не отпускающий её Омск, свою студенческую практику в тамошнем НПО «Электроагрегат» и красавчика Вовку Севастьянова, ленинградского практиканта, с которым познакомилась в рабочей столовке, в очереди за самым романтическим в её жизни комплексным обедом…
А может, и нет; может, подлый возраст дал о себе знать, и случился у неё неуловимый сбой организма – когда человек на мгновение вырубается и тут же приходит в сознание, так и не уразумев, что с ним только что стряслось.
Такое бывает с немолодыми людьми: ты ни с того ни с сего роняешь тарелку, она падает, разбивается, и ты начинаешь оплакивать эту прекрасную тарелку – вместо того, чтобы оплакивать себя, не менее прекрасного, (чистого/грязного, глубокого/мелкого, прочного/хрупкого, благородного/гадкого (нужное подчеркнуть!).
Ведь ты просто не успел рухнуть на пол за те несколько свышеозначенных миллисекунд – пока длилось твоё бесчувствие, это нечаянное рандеву с грядущим…
За спиной у Аглаи Яковлевны были десятки лет проектного опыта и сотни разработанных электронных плат; она намеревалась написать «ком» – только «ком», и ничего, кроме «ком»! – но сознание вдруг помутилось и в следующий миг она уже выводила букву «о» в полной уверенности, что злополучная «к» ею уже написана…
Казалось бы: что с того, что в одной-единственной спецификации неверно указан параметр какой-то фитюльки?! В ломящихся от электронного хлама заводских закромах – море таких фитюлек! Найдут, как-нибудь, одну штуку, разберутся, что к чему!..
Трагедия заключалась в том, что этих проклятых «позиций №3» (резистор[2] прецизионный[3] типа КМТ-10, 200 ком) следовало установить 20 единиц на одну плату, а всего таких плат было заказано 500. Итого – 10000 «неправомочных», порочных резисторов!..
Главная ответственность ложилась на Аглаю; она занимала должность рук. группы и на чертеже стояла её подпись.
Ошибку, несколько месяцев спустя, обнаружил шеф Аглаи, ГИП[4] Я.Я.Пластинин, сменивший недавно фамилию на исконную – Палестинер и собиравшийся на свою историческую родину. Подпись Палестинера на синьке отсутствовала – во время выпуска он был в отпуске.
ГИП забил тревогу, и было отчего: несмотря на то, что времена стояли не самые суровые, уголовная статья за подобное преступление (причинение существенного мат. ущерба государству) предусматривала до 4 лет лишения свободы.
Помимо Аглаи, шанс попасть под суд имел и нач. отдела тов. В.Н.Шевцов – несмотря на то, что подписи его на чертеже не было.
Чем чёрт не шутит, именно Шевцов назначил Аглаю Яковлевну Кадацкую на должность руководителя!..
А ещё могло перепасть «начхальнику» и от главка, наложившего со страху полные штаны и собиравшегося выкатить Владимиру Николаевичу неполное соответствие. И перевести, упаси бог, в техотдел – старшим инженеришкой. Или ещё «лучше» – спровадить старика на пенсию…
Кроме того, весь коллектив ЧМО мог лишиться квартальной премии.
XIV
Техдокументация по ЩУ-13 была согласована с предприятием-изготовителем три месяца назад, после чего в/у предприятие, в строжайшем соответствии с Аглаиным ляпом, заказало и оплатило Московскому НПО «Алмаз» десять тысяч несообразных, никому не нужных резисторов. Резисторы произведены и отгружены «в/у предприятию», получены им и, согласно плану-графику, подлежат безотлагательной установке на соответствующих электронных платах. Прокрутить весь этот фарш назад было невозможно. И всё же…
В роли «в/у предприятия» выступало ПО «Электрощит», где уже два года директорствовал недавний гл. конструктор оного – Витюха Титыч Попов, собственной персоной!
XV
Под крылышком «бабушки Аглаи» автор когда-то начинал. Именно она была его первой учительницей, под её руководством делал он первые шаги.
Аглаю нужно было спасать. А заодно, возможно, и начальника, и весь институт… И это понимал не только автор.
Вести закулисные переговоры о возможности получения предприятием чёртовой уймы требующихся (а по сути – «мифических», не фигурирующих в проектной документации) резисторов, да ещё в обход закона, да ещё без какой-либо оплаты – что могло быть инкриминировано прокуратурой как подготовка криминальной схемы нецелевого использования средств в особо крупных размерах – сам бог велел, конечно же, непосредственно с Таткиным мужем. И оптимальный вариант – чтобы «Витюху» попросила она сама.
Автор долго прикидывал, как подкатить к Тате; в последнее время она словно отгородилась от него каменной стеной.
…В голову ничего не шло.
«В конце концов, за спрос не бьют в нос!» – принял безответственное решение автор и без обиняков затеял с ней разговор:
– Извини, Тата, но… Ты в курсе насчёт Аглаи?
– Что ты имеешь в виду?
– Значит, не знаешь…
– Как не знаю? Со мной уже беседовали…
– Кто, Шевцов?
– Да, Шевцов. Припёрся к нам тупо домой, с бутылкой. И стал Витьку уговаривать. Денежку предлагал. И получил, естественно, отлуп! Я думала: как он, после всего этого, в глаза мне смотреть будет?! А ему хоть бы хны. Он теперь тупо – давит на меня… Чтоб я Витьку разжалобила… Как жена, как мать его детей…
– И что?
– А ты как думаешь?.. Что я обязана вмешиваться в дела мужа? Витя уже взрослый «мальчик». И сам решит. Или вы все хотите, чтоб посадили именно его?
– Он же директор, у него возможности… Может, можно что-то придумать?..
– Что придумать?
– Поговори с ним, спроси…
– Я думала, ты меня понимаешь…
Губы её задрожали, незадачливый автор понял: он был неправ.
– Прости, я не хотел тебя обидеть, – сказал он и прикоснулся к её руке, что, конечно же, не ускользнуло от внимания старика Шептунова, «штатного» отдельческого подслушивателя, подсмотрщика и доносчика, сидящего за кульманом у окна.
XVI
Что ж, оставалось одно, довольно давнее и сомнительное:
«Ранимая… не надо её расстраивать… Как мужик мужику… по гроб жизни… без булды…»
За Витюхой вроде как числился должок… Автор полистал телефонную книгу, нашёл «Электрощит» и набрал приёмную директора.
– Да… – отозвался симпатичный женский голос на том конце провода.
– Моя фамилия Дамских-Удодников…
– По какому вопросу?.. – прыснула от смеха секретарша.
– По личному. Мне нужен Виктор Титыч, – не обращал внимания на её реакцию автор.
– Ещё раз, как фамилия? Дамских?.. Угодников?..
– Не Угодников, а Удодников!
– Ах, Удодников?! – снова прыснула барышня.
– Передайте ему, пожалуйста… – продолжал автор.
– Минутку, дайте записать, – боролась с душащими её спазмами секретарша.
Трубка смолкла.
– Да, записала… – послышалось через некоторое время.
– Передайте, пожалуйста, Виктор Титычу, что я… лично с ним… лежал в больнице…
– И что?
– Во 2-й Совгорклинике, хирургия…
– И всё?
– Да, всё. Дамских-Удодников. Запишите телефон… Три раза по два…
– Три по два… – хохотнула трубка и разразилась короткими гудками.
Автор снова набрал номер. И снова – короткие…
«Врёшь, не возьмёшь…» – подумал наш герой. Он поспешил на верхний этаж, к «Денди» (так, с лёгкой руки автора, называли чмовцы стенд ДНД[5]) и начал изучать график дежурств, этот неиссякаемый источник инженерских отгулов…
Выяснилось, что ПоповаТ.А. заступает на дежурство в ближайшую пятницу с 18.30 до 22.30, в 4-м подрайоне (сквер Победы, гостиница «Мир», продмаг «Спутник», пивбар «Янтарный»).
Отлично! Домашний телефон Таты ему известен, так что с Витюхой, хочет она этого или нет, он побалакает. В пятницу, вечером! Как говорится, «с глазу на глаз». И прижмёт его к стенке, будьте уверены! С такими связями, как у Виктор Титыча, и не найти выход! Пусть не смешит рассудительные, проницательные тапочки автора!
Вернувшись на рабочее место, автор обнаружил записку: «Срочно позвони 23-18-20».
Автор тут же набрал номер.
– Слушаю, – раздался в трубке вкрадчивый баритон Витюхи.
По телефону его голос звучал ещё более актёрски – что контрастировало с сержантским фейсом Таткиного мужа ещё сильней, чем когда-то.
Интересно, подумал автор, видать, пообтесался мужик, «одухотворился»…
– Виктор Титыч, вы? – несколько оробел автор.
– Он самый… Чего ты хотел, Геннадий?
– Поговорить бы надо…
– Говори, я слушаю… – в голосе директора проступили настороженные нотки.
– Это не телефонный разговор.
– Хочешь встретиться?.. – усмехнулась трубка. – Давай…
– Где?
– Как тебе «Пузанок»? Там народу немного… и кормят сносно… вполне…
– Нам ненадолго, – ещё более сник наш герой; кооперативный ресторан был ему не по карману.
– Не имеет значения, я угощаю, – невозмутимо заметил собеседник.
– Давай у Первого Комсомольского… У касс.
– Как скажешь. Когда?
– Завтра, часов в семь…
– Лады, в семь так семь, – подытожил директор «Электрощита», чем положил начало всеобщему консенсусу.
XVII
Очередь у кинотеатра «1-й Комсомольский» была неимоверная. На афише значилось: «О.Иоселиани, х/ф “Фавориты луны”, фильм повествует о ночных приключениях мелких воришек, проституток, торговцев оружием, грабителей, полицейских и их легкомысленных жён. Удостоен специального приза Венецианского кинофестиваля».
Автор забеспокоился: найти высокую договаривающуюся сторону в такой толчее будет непросто. Но тут кто-то тронул его за плечо.
– Здравствуй, Гена, – сказал директор и протянул автору руку…
Он ничуть не сдал, этот Витюха – такой же краснощёкий, подтянутый, та же рябая наглая морда, едва тронутая морщинами.
– Ну что, отойдём? – сказал директор.
…Храня молчание, они вошли во двор гастронома «Диетический».
У служебного входа громоздилась гора покалеченных тарных ящиков.
Попов вытащил из барсетки пачку «Marlboro», протянул автору:
– Ну? Что там у тебя… стряслось?
– Некурящий, – отверг сигареты автор и приступил к делу:
– Дело в том, что…
– «Некурящий», говоришь?.. – хмыкнул «Витюха» и закурил.
Автору стало не по себе; в производственных кругах и даже среди родственников он слыл некурящим.
– Тут такое дело… – чуть замялся некурящий и махнул рукой. – Ладно, давай…
Директор снова достал пачку. Щёлкнул зажигалкой.
– Так вот… – автор прикурил сигарету и сделал глубокую затяжку. – Помнишь Дуняшу, медсестричку?..
– И это всё, с чем ты пришёл?! С Дуняшей?..– облегчённо вздохнув, усмехнулся Татин супруг.
– «Ты на работе… не очень распространяйся…», «Тата ранимая, не надо её расстраивать…», «Я, тебе, по гроб жизни, без булды…». Помнишь?
– Ну! – зашёлся вдруг нервным хохотом Витя. – Отчего ж не помнить? Без булды! И что?
– Я своё обещание выполнил…
– И это всё?.. Или ты хотел с этого начать?!
– И ты прекрасно знаешь: я не вру!
– Знаю, Геннадий, знаю. Говори, чего надо!
– Ждановский метзавод, имени Ильича… Непрерывный травильный агрегат, реконструкция…
– Ах, непрерывный?! Травильный?! – выкатил на него шары ошарашенный Витюха.
– Три месяца назад… вы согласовали нам… спецификацию…
– Ну и ну… – покачал головой Витюха.
– Там у нас ошибочка вышла… – продолжал автор, не совсем понимая столь странную реакцию собеседника.
– Знаю, знаю!.. Старая несчастная женщина… бабушка трёх внуков… Диабет, гипертония… Одну букву пропустила. Килоомы с омами попутала, десять тыщ резисторов… Ты меня под уголовку подвести хочешь, да?! Тебе нужно именно это?
– Ты ж директор, Витя… Говорят, «светлый ум»… Вдруг решишь вопрос… найдёшь выход…
Директор присвистнул:
– Ну и задачку ты мне задал, Геннадий!.. Даже не знаю…
– Постарайся, Витя, пожалуйста…
– Не знаю, не знаю…
– Иначе…
– Иначе что?! Ты меня моей благоверной заложишь? Настучишь, как последняя сука?
– Именно. И глазом не моргну.
– И плевать тебе на Татку? Плевать, что с ней может случиться?.. Вдруг она не перенесёт? – в глазах Витюхи мелькнула зловещая искорка. – Вы ж вроде бы как друзья… Закадычные! Разве это не подло?
– Тебя не касается.
– Как «не касается»? Ты и мне подлянку подложить хочешь. За чужое раздолбайство!
– Значит, нет?
– Почему же «нет»?.. – ответил Витюха после некоторой паузы. – Можно попробовать. Но прежде, Гена… ты хорошенько подумай. Потому что… Если я за такие художества… «под панфары загремлю», то и тебя с собой потащу, будь уверен… Как соучастника!
К такому повороту автор, честно говоря, готов не был.
– Так что сидеть будем вместе. Устраивает?! – подвёл черту торжествующий Витюха.
– Хорошо, я подумаю, – еле слышно промямлил автор.
– И учти, шантажист… – сквозя благородством, заявил Витюха, – если надумаешь всерьёз… рисковать моей и своей свободой… о том, что мы с тобой здесь перетирали – чтоб никому! И Татке моей тоже ни гугу! Чтоб не переживала.
– Я говорю… я подумаю…
«Зассал! Определённо зассал!» – сказал себе Витюха и расцвёл в улыбке.
– И не подумай, что я зассал, – пролепетал автор.
– И чтоб ответ был завтра, иначе вообще не о чем говорить!
Автор кивнул, возразить было нечем.
XVIII
«Всего лишь 20 секунд
потребовалось бульдозеристу
СМУ-4 П.Остапчуку, чтобы
снести всю играющую трефу».
Г. Дамских-Удодников, см главу II.
Увы… Стремление выручить Аглаю подлейше покинуло его и оставило один на один с мучительными размышлениями. Ночью он не сомкнул глаз. Действительно… Витюха прав. Садиться ни за что, за чужую ошибку?! Если честно, то и за свою – не очень-то и хотелось бы…
«Неудобно как-то получается», – подумал автор.
Он начал анализировать ситуацию.
С одной стороны, на весах был риск угодить за решётку, с другой – оказаться размазнёй, слизняком, грызть себя – реально! – потом за малодушие. Он обмозговывал расклад, рассматривал варианты. Итак:
Первое: наотрез Витюха не отказался, значит, возможность спасти Аглаю всё-таки существует; второе: Витюха, бесспорно, боится, следовательно, риск увидеть небо в клеточку налицо. И третье: если, несмотря на риск, Витюха всё же видит такую возможность, значит, риск этот расценивается им как минимальный (а иначе бы – он её даже не рассматривал!).
А раз так, то шанс сесть у хитрого Витюхи – minimum minimorum. И ни в какую тюрягу за собой он автора не потянет!
Определённо, Витюха берёт на понт. Хочет запугать, чтобы остаться «при своих». Чтоб и «динь-динь» с Дуняшей осталось шито-крыто, и тюремный свой шанс – хоть и крохотный, но всё же имеющийся! – помножить на ноль.
Недаром Тата говорит: «Мой муж – светлый ум»…
«Итак, вероятность проиграть в этой партии у меня практически нулевая!» – пришёл автор к легкомысленному выводу и очертя голову помчался дальше: чего он добьётся – если всё-таки настоит на своём?
Ну, во-первых, дело ясное, спасёт Аглаю! Хотя никто, кроме Витюхи, об этом не узнает…
Во-вторых, в своих личных глазах он будет выглядеть человеком, а не мокрой курицей.
В-третьих – спасёт от страданий бедную Тату, избавит от выслушивания всей этой грязи…
И в-четвёртых, доносить женщине об амурных похождениях её любимого супруга – это, действительно, не очень порядочно… Да, и в-пятых – кварталка! И, наконец, Шевцов! Начальник отдела, наверняка, не спит тоже. Переживает, что схлопочет «неполное соответствие» и загудит с должности в полные тартарары…
Стоп!
Славка Подзолков, бывший сокурсник! Этот проныра, сидящий через стенку от Шевцовского кабинета!
Славик полным ходом собирался в командировку. На полгода, в Китай, город Интань, на монтаж домны, помогать местным наладчикам разобраться, что куда и как. Бабки – сумасшедшие… Суточные – 45 долларов. А если в рублях, то в день – три месячных оклада! Жильё, проезд, питание – на принимающей стороне. Трат, практически, никаких.
В авторе снова проснулся азарт игрока…
XIX
«…нас – чмы, и чмы, и чмы…»
Г. Дамских-Удодников
Раздался негромкий стук в дверь.
– Да, – оторвал взгляд начальник от тетрадного листика со статьёй УК, холодящей душу и переписанной им лично от руки:
«Халатность. Невыполнение или ненадлежащее выполнение должностным лицом своих обязанностей вследствие небрежного или недобросовестного к ним отношения, причинившее существенный вред государственным или общественным интересам либо охраняемым законом правам и интересам граждан… Наказывается лишением свободы на срок до четырёх лет, или исправительными работами на срок до трёх лет, или штрафом до четырёх минимальных месячных размеров оплаты труда, или увольнением от должности».
– Я по поводу Аглаи, Владимир Николаевич, – робко заметил автор, войдя в кабинет и плотно прикрыв за собой дверь.
Владимир Николаевич Шевцов был немолодым угрюмым мужчиной с раскосыми «нечитаемыми» глазами и тщательно маскируемой плешью. В институте он работал с незапамятных времён, хотя возраст его – в качестве начальника отдела – был воистину детсадовским: недавно Владимиру Николаевичу «стукнуло» 4 годика и 8 месяцев…
Над головой Шевцова, помимо карающего меча Немезиды и горшка с алоэ, висел портрет Горбачёва. Вдоль стены стояли стеллажи с документацией. Тесные полки, как камеры зеками, были набиты техусловиями, справочниками и ценниками на проектирование.
– Что вас интересует? – спросил хозяин кабинета, на лице проступила железная маска устранённости.
– Говорят, Владимир Николаевич… – осторожно заметил автор, – у вас неприятности… в связи с Аглаей Яковлевной…
– Вам это сильно нужно?
– Я, с вашего позволения, присяду, – сказал автор и подсел к начальственному столу.
Шевцов молчал, упираясь взглядом в папку с каталогами концевых выключателей.
– Я хочу вам помочь, Владимир Николаевич…
– В каком смысле? – вздохнула железная маска.
– Мне нужен откорректированный экземпляр спецификации… с правильными резисторами, для Электрощита… – как можно спокойней произнёс автор, отчего-то уверовавший в свой успех.
– Десять тысяч штук?! Двести килоом? – оживился начальник. Нечитаемые глаза его превратились в стремительно бегущую строку.
– Да, именно. А я отнесу… и всё улажу…
– Вы знакомы с Поповым?! Виктор Титычем?! – ещё более удивился Шевцов.
– С чего вы взяли? – суетливо выпалил автор, помня о Витюхином наказе.
– Нет, это я так… – сказал начальник («Рассказывай… Так я тебе и поверил», – сообщила бегущая строка).
– У меня там родственник… в бюро комплектации.
– Что ж… Попробуйте. (Бегущая строка: «Складно врёшь… Определённо, имеешь выход на мужа Поповой…».)
– И личная просьба, Владимир Николаевич.
– Да, слушаю.
Тут автор изложил своё незамысловатое пожелание.
– Вот как?! – вырвалось у начальника.
Глаза его забегали; некоторое время Шевцов молчал.
– Не знаю, – наконец ответил он, – но постараюсь.
«Не знаю… Но постараюсь», – подтвердила бегущая строка.
XX
Выйдя из кабинета, автор бросился набирать 23-18-20. Он прекрасно понимал, что поставил перед Шевцовым непростую задачу и что мгновенно такие вопросы не решаются. Но времени ждать не оставалось. Нужно давать ответ Попову.
– Да, – подошёл к телефону Витюха.
– Это я! – бодро доложил автор. – Чтоб ты вдруг не подумал, что я…
– В семь! Там же, у касс! – перебил его Витюха и бросил трубку на рычаг.
XXI
И снова – «Фавориты луны», тот же гастрономический двор, та же гора ящиков у чёрного хода…
– Ну, и? – усмехнулся Витюха.
– Так вот, Витя! Меня – устраивает! Чтоб ты не думал, будто я зассал.
– Хочешь сказать, что решился?
– А ты сомневался?
– Молодец, не ожидал.
– Иначе и быть не могло…
– Выслужиться, Гена, надумал? Начальство ублажить?!
– С чего ты взял?.. Причём тут начальство?! – отвечал уязвлённый автор.
– Ко мне Шевцов твой… уже прибегал… «Котлетку»[6] ручонками своими потными… пытался всучить, и хрен чего вышло. Потом к Татке приставать начал… чтоб работу со мной провела. И снова – мимо кассы! Тебя к ней подослал…
– Ничего подобного, я сам!
– Чтобы ты с ней, закадычной своей подружкой… – не обращая внимания на справедливые возражения автора, продолжал напирать на него Витюха, – по душам, на предмет его просьбы, покалякал!
– Ну и фантазия у тебя, Витя…
– И она тебя послала! На хер! А ты на неё наплевал… и спешно вышел на меня! Значит, не просто так! Значит, у тебя интерес!
– Да как ты можешь… мне… такое… – захлёбывался от возмущения автор. – Ничего я на неё не наплевал! Ты ж уже в курсе – Кадацкая! Аглая! Трижды бабушка… с гипертонией… с диабетом… Она ж не специально! Она хорошая! Ей в тюрьму нельзя никак…
– И ты ради какой-то бабки собрался на Таткиных нервах поиграть?! Чтоб поубивалась маленько?! Чтоб взяла вдруг, не дай бог, и слегла?!
– Если она и сляжет, Витюха… то только если… ты этого захочешь! И не сделаешь, чего от тебя просят.
– Нехороший ты, Гена, человек… Говно… Больше сказать нечего…
Здесь наш герой не счёл возможным возражать оппоненту – дабы избежать дальнейших препирательств.
– Кстати… Ты про меня… никому не трепанулся? – чуть помедлив, спросил Витюха.
– Ни-ни, Витя… Когда ждать результатов?
– Ишь, какой деловой… Кстати… Тебе важен результат? Или срок?..
– И то и другое, – продолжал стоять на своём автор, – в хорошем смысле этого слова…
На следующий день откорректированный экземпляр техдокументации по щиту управления ЩУ-13 был передан Витюхе, лично в руки.
XXII
Минул месяц, всё уже было «на мази», проныра Подзолков ходил с опущенной головой и с автором не здоровался, автор полным ходом заполнял «опросные листы», пришедшие из ЧМОэкспорт’а, и делал прививки, требующиеся для Китая. Смущало одно – ясности с резисторами не было никакой. Попов исчез и к телефону не подходил, на столе у автора лежала телеграмма:
«ЭЛЕКТРОЩИТ ЗАДЕРЖИВАЕТ ОТГРУЗКУ ЩИТА УПРАВЛЕНИЯ ЩУ ТИРЕ ТРИНАДЦАТЬ ЗПТ ПРОСИМ УСКОРИТЬ РЕШЕНИЕ ВОПРОСА ТЧК ЖДАНОВ ЗАВОД ИЛЬИЧА ЛОГИНОВ».
Шевцов молчал, бегущая строка являла автору сплошные вопросительные знаки.
В душу нашего героя закрались первые сомнения: хорошо ли он выглядит в глазах начальника? Наобещал с три короба, вырулил себе загранку (а если быть точней – отжал её у коллеги-сокурсника), и в конце концов – обещания оказались блефом! Впрочем… особо опасаться этого не стоило: если Витюха вдруг зассал и решать вопрос с резисторами не собирается – Шевцову эти резисторы просто так с рук не сойдут. Или посадят, или из начальников турнут. Так что на Шевцова, в этом смысле, наплевать – волноваться не о чем…
Хотя… в данный момент… начальник может переиграть всё обратно, и в Китай поедет не он, а Подзолков!
Было душно, как перед грозой; автор снова, в который раз, набирал телефон Витюхи.
За окном щетинили листву тополя; над головой, словно стандартизированные унифицированные тучи, медленно плыли длинные лиловые гудки, в горло впивался крючок солдатской гимнастёрки…
«Опять? Загремел?.. – с ужасом думал автор, тщетно пытаясь расстегнуть ненавистный крючок. – Под панфары?».
«Не бзди, салага, – возник вдруг его комвзвода, стройбатовский ефрейтор Бунин, сгорбившийся, состарившийся, с буйной дембельской шевелюрой. – Будет тебе не служба, а курорт. Вот отмотаешь с моё, откинешься…»
«И сколько мне ещё лямку тянуть?»
«А сколько пропишут, столько и будешь…»
«Куда сейчас?»
«А хошь на погрузку, хошь на котлован, хошь на растворный пункт…».
Ефрейтор пропал, рука крепко сжимала гладкий черенок совковой лопаты.
«Сколько мне ещё тянуть, Буня?!» – истошно прокричал автор.
– Алё, Попов… – ответила трубка.
– Виктор Титыч? – мгновенно пришёл в себя автор.
– Ну, чего вы хотели, Геннадий Валерьяныч? – недовольно спросил Витюха.
– Телеграмма пришла, из Жданова… Они до сих пор не получили.
– Так что я должен делать? Нами всё выполнено, оборудование отгружено. Или вы хотите, чтобы я нёс ответственность за работу железной дороги?!
– Послушайте, Виктор Титыч…
– В семь, у касс! – прервал разговор Витюха.
XXIII
На этот раз обошлось без рукопожатий. Во дворе «Диетического» разгружали фуру с кукурузными хлопьями, гора ящиков у чёрного хода заметно подросла.
– Ну ты, парень, задолбал… – покачал головой директор Электрощита, выпустив струю табачного дыма и протянув автору сигаретную пачку. – Паникуешь, как баба на чайнике!
Автор осмотрелся по сторонам – знакомых вроде бы не было. Он тотчас же закурил и достал телеграмму:
– Вот, полюбуйся.
Попов пробежал её глазами, усмехнулся и полез в карман за ответом:
– Вот, смотри. Квитанция. Отгрузочная.
Перед автором предстала неразборчивая копия, не вызывающая особого доверия.
– Так всё-таки, Витя… Резисторы те? Или не те?
– Знаешь, смотрел недавно фильм… – начал издалека директор, – то ли французский, то ли чей… Интересный, про вендиспансер… Про то, как больные сифоном, бытовиком… на тех, кто «по любви» подхватил, стали бочку катить… Из-за того, что медстраховки у них у всех одинаковые. «Любовники» мол пущай от сифона не по страховке лечатся, а из собственного кармана выкладывают! Потому как толклись они с кем попало и прекрасно знали, чем это кончается. Короче, чтоб за сифон свой несли полную ответственность!
– И что?.. – не очень-то понял Витюхину тираду автор.
– А то, Гена, что мужиком надо быть, – хмыкнул Витюха. – А ты, как тот сифилитик. Считаешь, что на тебе вины никакой, а я виноват по самые уши!
– Знаешь… Ты меня тоже… задолбал! Будешь темнить дальше – Тате станет известно всё! Завтра же.
– Что-что-что?! И это после того, что я ради тебя наворотил?!
– Вот именно, что «наворотил»!
– Смотри, сука, доиграешься…
Герой промолчал снова, и поступил совершенно правильно – портить партнёрские отношения в этот ответственный момент было бы глупо и недальновидно.
XXIV
А на следующий день позвонил из Жданова Митя Салин, руководитель чмовского авторского надзора: щит ЩУ-13 благополучно прибыл, все резисторы – «правильные»!
Аглая Яковлевна, твёрдо уверенная, что вопрос решил лично Шевцов, преподнесла ему на радостях яйцо Фаберже с обнажённой купальщицей, доставшееся ей в наследство от бабушки – дочери весьма удачливого купца Тадеуша Кадацкого, расстрелянного большевиками в возрасте 32 лет.
XXV
До отъезда в Интань оставалось два дня. Вещи упакованы, билеты на руках. До Москвы на поезде, дальше самолёт «Москва – Пекин», а там – снова поезд…
– Удодников, к телефону! – раздался голос Шептунова.
Это звонил Витюха. Он был явно взволнован и вместо того, чтобы назначить встречу, брякнул прямо в трубку:
– Ну, что у тебя? Тоже повестку получил?..
Автор понял всё. Сразу. Буня – со своим долбаным котлованом – ему привиделся не случайно…
– Откуда? – спросил автор, всё ещё не веря этому бреду.
– Притворяешься? Совнаркомовская 4, следственный отдел.
– Нет… Пока не было…
– Про наши… дела… никому, случайно, не трепанулся?
Речь, безусловно, шла об их конфиденциальной договоренности.
– Нет, Витя. За кого ты меня держишь?..
– За того, кто ты есть. Значит, не получал?
«Идиот, зачем я это ляпнул? Какое ещё “нет”, какой ещё “Витя”? Наверняка, всё прослушивается. Какое может быть общение в принципе – между мной и директором мощнейшего производственного объединения?»
– Извините, вы не представились. С кем имею честь? – с беззастенчивой вежливостью полюбопытствовал автор.
– Гена, ты охерел? – рассмеялась трубка.
– Гражданин, вы ошиблись номером, – резюмировал наш герой и осторожно нажал на рычаг.
В голове помутилось. Как могло такое случиться? Ведь он действительно – никому ни слова… Хотя… Он говорил Шевцову, что может помочь… и что имеет своего человека… Неужели всё-таки Шевцов?.. Но какой ему смысл? И опять-таки, про самого Витюху – автор и словом не обмолвился! Хотя… Начальник не очень-то поверил, что «человек автора» – это не Попов… Или, возможно, что-то пронюхал Подзолков? И мстит за отжатый Китай?..
В окно барабанил дождь, в авторе поселилось смутное предчувствие.
Он с трудом дождался конца работы.
Придя домой – первым делом полез в аптечку, достал пачку «Ватры» и закурил. Курил он не так уж часто, и как правило, только дома – когда хотел пригасить нервы. Факт табакокурения автор не афишировал, ибо очень не хотел, чтобы кто-нибудь из знакомых увидел это и передал отцу. Папаня страшно расстроится, если узнает, что сын – курильщик, как и мать, скончавшаяся в расцвете лет от рака лёгких…
XXVI
Автор не знал, что делать: ещё сегодня – он чувствовал себя игроком, сорвавшим крупный куш…
И зачем он ввязался в эту историю?
Он взял бумагу, карандаш и стал прикидывать, что понадобится в камере, на первое время. Электробритва, сигареты, кипятильник, пачка чая, пара нижнего белья… Интересно, маленький приёмничек – можно или нет?..
Убоище, на хрена ему была та загранка? Чтобы сесть? На четыре года?! Или полгода куковать одному, в чужой стране, без любимой жены, среди подросших хулиганистых хунвэйбинов?
Так что, если посадят – даже к лучшему. В городе целых двенадцать тюрем. И рядом, в Притулькове, две зоны. Может, определят в какую-нибудь, далеко не отправят. Интересно, как часто дают свидания?..
Щёлкнул замок – это пришла Лика. Автор устремился ей навстречу, принял авоську с «синей птицей» и тремя пакетиками молока, помог снять плащ.
– Сколько тебя можно просить – не курить в доме? – выпалила в сердцах Анжелика. – Иди на улицу! И травись там хоть до смерти!
– Ликанька, ты же знаешь… Если дойдёт вдруг до папы…
– Вот и не кури! Я тоже человек. И тоже хочу чувствовать себя комфортно!
– Ликанька, прости…
– Дождаться не могу – когда ты, наконец, свалишь!
– Ликанька, прошу, не надо…
– Надоел! Хуже горькой редьки!
Из глаз Анжелики брызнули слёзы, она убежала в спальню и захлопнула дверь. Раздались рыдания, послышался вызывающий проворот ключа.
– Что ты, Лика? Успокойся… – подошёл к двери растерянный автор.
– Мразь! Подонок! Как ты мог? – не утихала супруга.
– Лика, прости… Давай забудем…
Дверь спальни распахнулась:
– Что, что я должна забыть?! Что ты ведёшь себя, как свинья? Что всю квартиру табаком провонял? Что нос свой в чужие дела суёшь?! Негодяй! Подлец! Шантажист…
Лика осеклась и с испугом взглянула на мужа.
«Подлец? Шантажист?..» – ёкнуло сердце у автора. Тюрьма, загранка – всё отлетело на задний план, в голове сложился невероятный, ужасающий пазл.
«Откуда она знает?.. Неужели… “Витюха”?.. Значит, это был не понт? Тогда, во дворе диетического… Когда этот жук намекнул, что в курсе, что я не такой уж некурящий?.. О том, что я курю, знает лишь Анжелика…».
И – на тебе! «Шантажист»! Про то, что автор, можно сказать, шантажирует Витюху – кроме самого автора и Витюхи, не знал никто…
И это, Таткино: «Ты что, не знаешь? Или прикидываешься?». Догадливая, всевидящая Тата, наверняка, была в курсе Витиных адюльтеров… В таком случае, получается… ей было известно и об Анжелике?..
А познакомились они именно тогда, в «аппендиксном» коридоре! Несомненно! В те четверть часа, на которые автора увезли взвешиваться, а она осталась с глазу на глаз с этим сексуально озабоченным «Витюшей», или как там она его называет…
Будь прокляты эти больницы! С их лифтами, каталками, с их бл@дскими весами, покрашенными грязной кариесной эмалью!
Автор тяжело посмотрел на жену и не нашёл ничего лучшего, как с деланой усмешкой брякнуть наобум:
– Кстати, как насчёт динь-динь-динь?.. Случайно, не подскажешь?
– Что-что?! – изменилась в лице супруга. – Как ты сказал?
– Как ты насчёт динь-динь-динь, золотко моё? – масляным голосом, подражая Витюхиной интонации, повторил автор.
– Чего вы все… от меня хотите?! С вашими дурацкими… «динь-динь»! – взвыла Ликанька и с кулаками бросилась на мужа.
Ужас! Неужели это правда?.. Неужели он не ошибся?
– Врёшь, ты всё врёшь! Негодяй!
– Ликанька, что ты?!
– Боже, какая я дура! И он!.. Такой же подонок… как и ты! – обмякла вдруг супруга и снова разревелась.
– Не надо, перестань… – автор уже хорошо жалел, что затеял этот разговор.
– Скотина! Мне всё докладывал про тебя… А тебе – про меня! Со всеми подробностями! Ну и компания… Знать не хочу! Вас обоих!
Сомнений быть не могло: его Лика – умница, красавица! – поймалась на то же жлобское «динь-динь», ту же отстойную, дуроломную блесну, что и эта вахлачка Дунька…
– А ты? Ещё больший подонок! Ты всё знал! И делал вид, что ничего не знаешь! Всё это время! Меня обманывал! Притворялся! Будто любишь меня так, что куда к чёрту! Мразь, фигляр! Не хочу тебя видеть!
– Ликанька, прости… меня… дурака!.. Я действительно!.. Ничего не знал!.. Я ляпнул… просто так… Давай забудем! Давай всё забудем! Прошу тебя, Анжелка!
– Что??? «Ляпнул»?! «Просто так»?! «Ничего не знал»?.. Ты хоть слышишь, что говоришь?! Всё врёшь, бесстыжие твои глаза!
– Всё, Ликанька, всё! Забыли! Навсегда!
– Конечно – навсегда! По-другому и быть не может!
Супруга вернулась в спальню, бросила на постылое супружеское ложе запыленный чемодан и, торжественно улыбаясь, начала собирать шмотки….
XXVII
На следующий день Тата сообщила автору, что у неё к нему срочное дело. Они спустились на цокольный этаж, в «кондиционерную». На бетонном полу стояла нехитрая сварная металлоконструкция, валялись огрызки электродов, за дюралевой перегородкой негромко сопел «общеинститутский» кондиционер. Тата отвесила автору средней звонкости пощёчину и сказала:
– Это за меня!
А затем – ещё одну:
– А это – за Подзолкова!
XXVIII
Через несколько дней автор прибыл в провинцию Цзяньси, город Интань.
Хитромудрая, надо полагать, комбинация ушлого Витюхи с заполучением требующихся резисторов обошлась без последствий, в зиндан никого не упекли.
У героя даже возникло подозрение, что последний звонок Попова (про повестку и про «не брякнул ли герой чего лишнего?») тоже был дешёвым понтом, и нужен был лишь для того, чтобы заставить автора хорошенько поволноваться.
XXIX
«Я потерял её,
Вместе с ней и покой –
На щёчке родинка,
А в глазах – любой…»
Мирзо Турсун-заде
и Г. Дамских-Удодников
Похоже, Витюха Титыч, этот «светлый ум», действительно, считал, что Тата знать не знает о его изменах. Но она понимала, чувствовала и знала многое… И все переживания, все излияния страдающей её души остались в памяти автора, и многие из них со временем были рачительно переработаны в главы его рассказов, романов и повестей. Не была исключением и историйка со странной задержкой мужа из сочинского отпуска, имевшая весьма печальное для Таты продолжение: как оказалось, в Сочи Витя ездил не один, а с новенькой пишбарышней из машбюро, которая вскоре стала его секретаршей…
Автор по сей день продолжает переработку Татиных переживаний; фабульное сырьё тает на глазах. Как жаль, что излияния её прекратились, сколько пикантнейших сюжетов, касающихся страданий этой несчастной, нелюбимой женщины, недополучил наш герой – лишь потому, что попросил Тату замолвить словечко во имя спасения их общей коллеги!
XXX
Надеюсь, вдумчивому читателю предельно ясно: если бы Витюха отказался провернуть махинацию с резисторами, то даже в этом случае автор, будучи человеком исключительно благородным и щепетильным, ни в коей мере не расстроил бы Тату горькой правдой о неблаговидном поведении её ветренного, похотливого супруга. Свой «шантаж», свою исключительно жёсткую линию по отношению к директору ПО «Электрощит» В.Т.Попову автор проводил лишь в надежде спасти честь Аглаи Яковлевны, Владимира Николаевича, и, естественно, всего ЧМО.
И словно в награду за это, квартальная премия автору была выписана наибольшая по институту.
XXXI
Полгода спустя автор вернулся из Китая, взял себе Волгу-трёхлетку[7], привёз японский видик и кожаное пальто.
Привёз он также кожаное пальто с дублёнкой жене. Но найти свою Лику ему так и не удалось; говорят – она села на самолёт и упорхнула в Самару, где жили её сёстры и тётка…
«Волге» – уже далеко не первый десяток; иногда кажется, что старушка вот-вот развалится, но, тьфу-тьфу-тьфу, через левое! Пока ещё – скрипит. И, главное, бегает.
Регулярно по понедельникам, средам и пятницам, вечерком, автор бросает свою «писанину», садится за руль и едет в аэропорт. Без пяти восемь он подкатывает к отделению выдачи багажа, опускает боковое стекло и с волнением рассматривает выходящих пассажирок.
За всё это время он так и не заметил – что рядом, у конечной 10-го троллейбуса, появилось огромное здание ГТТУ (Городское трамвайно-троллейбусное управление), а чуть дальше, на месте бывшего футбольного поля, разбит пышный сквер и полным ходом работают недавно открывшиеся кафе «Встреча» и чебуречная, в которой круглосуточно подают горячие, сочные чебуреки, а если заказываешь 3 штуки, наливают ещё и стакан отличного бразильского кофе за полцены…
Когда чемоданы на транспортной ленте рейса С-153 (прибывшего из Самары) разобраны и отделение пустеет, он включает мотор и едет домой, где его с нетерпением ждут супы из пакетиков и консервированная гречневая каша.
Koblenz, январь 2020
[1] Бышовец, Анатолий – знаменитый на всю страну футболист, нападающий (60-е, 70-е годы; киевское «Динамо», сборная СССР).
[2] Резистор – элемент сопротивления, компонент практически всех электрических и электронных устройств.
[3] Прецизионный – имеющий повышенную степень точности.
[4] ГИП – главный инженер проектов.
[5] ДНД – добровольная народная дружина по охране общественного порядка.
[6] Котлета – пачка денег (сленг).
[7] «Волга» – легковой автомобиль ГАЗ-24.