Автор: ЗАМЕТКИ К МОЕЙ СТАТЬЕ О В.П. НЕКРАСОВЕ, напечатанной в журнале «7 искусств» в 2010 году
(комментарий к публикации Любовь Хазан «У знаменитого киевского писателя…» в газете «БУЛЬВАР ГОРДОНА», №24 (580)
В своей статье о Викторе Платоновиче Некрасове я упомянул, что однажды Вика ‒ так я обычно к нему обращался ‒ раскрыл свою душу, а с ней и тайну, о том, что у него в Австралии есть сын. Это вызвало у многих, прочитавших эту статью, сомнение и недоверие к сказанному, поскольку этот факт не был известен даже самым близким его друзьям.
17 июня 2016 года Некрасову исполнилось бы 105 лет, и, естественно, большинства его друзей и людей, которые хорошо знали его, уже нет. Я был племянником его закадычного друга и был моложе его на 15 лет, однако, волею судеб, в течение 26 лет, начиная с 1948 и до момента его отъезда в 1974 году, был очень близок к нему. Я знал в деталях все периоды его творческого взлета и падения. В Киеве мы жили почти по соседству: он в Пассаже, а я на Калинина (ныне Софиевская), ‒ 10 минут, и я у него. Многократно бывал у него в квартире, когда жива была еще мама Вики Зинаида Николаевна, которая безумно любила сына. И Вика отвечал ей взаимностью. Если в Киев приезжали иностранные делегации, изъявлявшие желание пообщаться с ним, Вика часто брал на эти встречи Зинаиду Николаевну. И эта уже преклонных лет женщина, маленького роста, обхватив руку сына, шагала, ‒ именно шагала, на все его встречи.
К сожалению, не знаю, из каких источников обозреватель Любовь Хазан, опубликовавшая недавно большую статью о Некрасове в «Бульваре Гордона», почерпнула информацию для своего материала, и почему ее внимание оказалось приковано не столько к его творческой биографии, сколько к установлению подлинности того факта, есть ли у Некрасова сын. Судя по редким фотографиям, представленным в этой статье, можно предположить, что их предоставили родственники друзей Некрасова. Не знаю, чей это фотоархив, но многие лица на фотографиях оказались мне знакомы. Как бы там ни было, автор очерка провела свое расследование и убедилась, что у Некрасова действительно есть сын, который живет в Австралии. Поскольку я узнал об этом от самого Виктора Платоновича и все эти годы помнил об этом, попав, наконец, в Австралию в конце прошлого года, заходил в почтовые отделения в Мельбурне и Сиднее и в справочниках искал фамилию Некрасов. И находил! В одном городе двоих Некрасовых, в другом одного, но, увы, они никакого отношение к писателю не имели… Как я и предполагал, фамилия оказалась другой. Из газетного очерка я узнал, что сын Некрасова, Никита, носит фамилию Алексеев: его мама вышла замуж за некого Алексеева, взяла его фамилию, и Никита тоже стал Алексеевым. Он живет в совсем другом городе ‒ в Перте на Западной окраине Австралии. Рад, что узнал о Никите чуть более подробно, и, конечно, хотел бы найти с ним контакт. Мне кажется, что я остался едва ли не единственным ныне живущим свидетелем тех давно минувших дней, когда был жив его отец, человек редкого таланта и благородства. Я очень хотел бы Никите о Нем рассказать, что помню. За 26 лет нашей дружбы у меня накопилось немало историй, ‒ лишь о некоторых я упомянул в своей статье.
Так получилось, что я был в курсе многих его житейских перипетий. Помню тот муторный период, когда начались обыски на его квартире… Его друзья были настолько напуганы этими событиями, что просто перестали с ним общаться. И так получилось, что каждый раз после обыска он звонил мне, и я приходил к нему. Это было тяжелейшее время, которое он с честью прошел, оставшись непреклонным и бесстрашным, с необыкновенно развитым чувством ответственности перед всеми, кто может нуждаться в его помощи и поддержке. У него была, на мой взгляд, своего рода пожизненная обязанность оказывать помощь людям. Помню, как Вика поддерживал сослуживцев по Сталинграду. Узнав, что его командир разведроты находится на Сахалине, о н вызвал его к себе и не только с помощью друзей устроил в горно-строительный техникум, но и шефствовал над ним все годы учебы. Мы часто встречались втроем, молодые фронтовики, отдавшие войне безвозвратные годы молодости, и очень весело проводили время, как бы наверстывали упущенное время, устраивая соревнования по разным видам спорта. Кстати, сослуживец Вики, Иван Чумак, выступал в цирке акробатом, так что у нас были реально интересные соревнования. В меру выпивали, не без этого, но никогда не переходили разумную черту.
Вспоминаю, как в начале 50-ых годов Вика пригласил меня и моего родственника Исаака Пятигорского к себе на Пасху. Нас было четверо: Вика с мамой и мы. Внезапно услышали звонок в дверь, и Вика пошел открывать. Возвратившись, сообщил, что пришел его сослуживец по Сталинграду, который настойчиво приглашает его к себе в гости: мол, вся семья в ожидании. Вика решил идти. Извинился перед мамой, предложил Пятигорскому составить ему компанию, но тот наотрез отказался, поскольку был очень сдержанным в выпивке (человек особой породы, мог позволить себе выпить рюмку, максимум две, и все). А здесь явно предполагалось долгое продолжение банкета. Что ж, мы пошли в гости с Викой вдвоем. Тут я должен сделать небольшое отступление в своем описании. Родной брат Иссаака Пятигорского был такой же трезвенник. Случилось так, что, демобилизовавшись в 46-м году, я уехал на Дальний Восток. Проезжая мимо Новосибирска, сделал остановку, так решил навестить там брата Иссака, который работал там на авиационном заводе в должности главного электрика. Вместе с его семьей жила его сестра, с дочкой которой я учился в одном классе, так что из-за общих знакомых и воспоминаний о довоенном периоде это была близкая мне семья. Этот авиационный завод был основным поставщиком самолетов в годы войны. Основную работу на заводе делали летчики-испытатели, которые часто погибали. Гибель каждого такого летчика обязательно отмечалась поминками. Одни из таких поминок я наблюдал со стороны, посещая завод. Присутствовавший там брат Исаака также выпил не более одной-двух рюмок, и все. Исключений не делалось никогда. Вот такая редкая порода с необыкновенным чувством меры. Так вот, мы с Викой отправились в гости к этому сослуживцу, а жил он наверху Прорезной. Кто помнит тогдашний Крещатик, он был весь разрушен, а наверху были бараки, где жили рабочие. И вот в один такой барак мы и пришли. Нас встретили радостными возгласами, ‒ компания была шумной, примерно человек 15. На столах стояли 2-х литровые бутыли с водкой и таз с крашеными яйцами. И вот, били эти яйца друг с другом, пытаясь определить победителя, и пили, пили… После такого обилия принятого, глубоко заполночь, мы самостоятельно добрались каждый к себе домой. Правда, я вначале проводил Вику в Пассаж, а потом пошел к себе. Надо помнить и понимать, что Виктор Платонович Некрасов ‒ окопник, который прошел тяжелейшую войну. Когда встречались сослуживцы, друзья, было много рассказов, воспоминаний. Конечно, выпивали, без этого обойтись было нельзя, но, подчеркиваю, не пьянствовали, а выпивали. Когда Вика получил Сталинскую премию в 100 тыс. рублей, ее, не щадя, прикончили за застольями с огромным количеством людей (когда крутились такие деньги, то гостей шел непрерывный поток). Но надо сказать, что Вика никогда не терял рассудка и творческой энергии. Он постоянно что-то писал, и его творения уходили в печать и расходились большим тиражом. Для него главным было писать, создавать новые и новые произведения. Встречи с друзьями было фоном его интенсивной творческой жизни. Конечно, жизнь Вики не была простой. Я не буду сейчас об этом что-то писать и объяснять, чем были вызваны эти сложности. Об этом много написано и мной в моей статье, и другими очевидцами. У Вики наступил период отчаяния, ‒ тяжелейшее внутреннее состояния души, когда рушится, казалось бы, все… Мне приходилось видеть его и в этом периоде и я утверждаю, что даже тогда он оставался Человеком, который не забывает своего предназначения на этой Земле. Увы, сейчас находятся уважаемые люди, которые, хорошо отзываясь о Некрасове-писателе, дают несколько снисходительные оценки Некрасову-человеку. Пару дней назад в передаче на канале «Совершенно секретно» гостем был Владимир Войновича. По всей вероятности, программа была полностью посвящена Виктору Платоновичу Некрасову. К сожалению, я застал лишь конец эфира… Но успел услышать то, что неприятно зацепило. Характеризуя Некрасова, Войнович сказал, что, мол «он хороший человек, но писательская деятельность ‒ это не его, он любил путешествовать и пьянствовать». Господин Войнович, при всем моем уважении к Вам, позвольте решительно не согласиться. Действительно, в молодости Некрасов работал художником, карикатуристом, наконец, артистом во многих театрах, ‒ писателем стал позднее. Это его занятие, пусть не «родное», а пришедшее в ходе зрелой жизни, приросло к нему, стало главным. Он был Писателем, настоящим, от Бога. Его произведения читаются взахлеб, и по-русски, на Родине, и в переводе, во многих странах. Относительно любви к путешествиям, это тоже не совсем так. К сожалению, многочисленные раны и болезни не позволяли ему особо разъезжать. Но два путешествия он совершил. В 1981 году Некрасов поехал в Австралию ‒ на встречу со своим сыном Никитой. Позже, примерно в 84-ом, была вторая дальняя поездка: по зову своей души и в знак солидарности с писателем-изгоем из СССР, он посетил Александра Солженицына, который проживал в штате Мэн в США. Уже потом Солженицын стал проявлять себя как антисемит, ‒ я на 100% уверен, что Некрасов никогда бы не поддерживал с ним контакт, поскольку был крайне нетерпим к антисемитизму (кстати, памятник в Бабьем Яру в Киеве был установлен во многом благодаря усилиям Некрасова).
Что же касается высказывания Войновича о «пьянстве» Некрасова… Во-первых, пьянство, это когда алкоголизм захлестывает человека, переходит в ту крайнюю стадию, когда выпивка становится самоцелью. Некрасов никогда не был в таком состоянии. Во-вторых, умному человеку не стоит огульно судить других: надо было пройти такую жизнь, которую прошел Некрасов, чтобы это понять. Когда Хрущевым была дана команда «фас», и на Некрасова были спущены все цепные собаки, ‒ было полностью заблокировано издание его произведений. Фактически, это был приговор к медленному умиранию. Но Вика выжил и обрел свободу от всевозможных критиков и порицателей. В эмиграции он снова писал и издавался. Его не стало в 1987 году, но, переместившись на другую планету, в иной мир, свободный, благородный, талантливый Вика оставил после себя свое пространство, которое я помню, о котором хочу рассказать тем, кто читал его книги или просто что-то слышал о нем. Будь Некрасов с нами, он дал бы мудрый ответ тем, кто никогда не знал его, но что-то пишет или рассказывает о нем в разных программах. Я, на правах того, кому посчастливилось с ним общаться, ответил, как сумел. Как писал сам Некрасов, «анализировать прошлое, вернее ‒ дурное в прошлом, имеет смысл только в том случае, когда на основании этого анализа можно исправить настоящее или подготовить будущее». Призываю анализировать хорошее в прошлом, ‒ помнить выдающихся людей в их лучших проявлениях, уважать то, что они остались настоящими людьми, несмотря на чудовищно тяжелую эпоху, в которую им довелось жить, хранить в памяти их мудрость и теплоту, читать то, что они оставили нам. Думаю, это расставит все точки над «і».
ВЛАД АРОНОВ
Нью-Арк, июль 2016 года