Юрий Домбровский. Выхожу один я из барака…

Выхожу один я из барака, Светит месяц, желтый как собака, И стоит меж фонарей и звезд Башня белая — дежурный пост. В небе — адмиральская минута, И ко мне из тверди огневой Выплывает, улыбаясь смутно, Мой товарищ, давний спутник мой! Он — профессор города Берлина, Водовоз, бездарный дровосек, Странноватый, слеповатый, …

Юрий Домбровский. Выхожу один я из барака… Читайте далее

Ирина Евса. Ну ладно, — что сказали, то сказали…

Ну ладно, — что сказали, то сказали. Выбеливая черные стволы, снег валится. Его везут возами там, наверху, белесые волы затем, чтоб растрясти на повороте, засыпать трассы темную тесьму, где ноту держит, словно Паваротти, ночная неотложка, мчась во тьму. Снег завалил почти до половины кафе, где мы, пресытившись теплом, сидим беззвучны …

Ирина Евса. Ну ладно, — что сказали, то сказали… Читайте далее

Борис Херсонский. Бежит человек по чистому полю кричит: Измена! Измена!..

Бежит человек по чистому полю кричит: Измена! Измена! князя пленили, к татарам переметнулась дружина! За версту чуешь запах гари и тлена. А он все скачет, будто в нем стальная пружина, будто железный сустав спрятан внутри колена. Бежит человек и скачет, и кричит: Измена! Измена! Но как изменился пейзаж! Застыла громада …

Борис Херсонский. Бежит человек по чистому полю кричит: Измена! Измена!.. Читайте далее

Михаил Юдовский. Вот и всё, мой друг, города переводят дух с украинского на небесный…

Вот и всё, мой друг, города переводят дух с украинского на небесный. Застыв, как глина, время сыплется, и летит тополиный пух – тополинно летит, исполинно летит, тополинно. Между небом и нёбом катая картавый звук, с недосиженной кладки в пространство взлетает птица, повторяя за мною вслед: вот и всё, мой друг. …

Михаил Юдовский. Вот и всё, мой друг, города переводят дух с украинского на небесный… Читайте далее

Минилекция Дмитрия Быкова о Трумэне Капоте (стенограмма)

Дмитрий Быков. Трумэн Капоте Трумен Капоте — лучший из когда-либо родившихся американских писателей, хотя у него хорошая конкуренция. На второе место я поставил бы, вероятно, Стивена Крейна, на третье — всё-таки Фолкнера. Или Фолкнера, пожалуй, на одну доску со всей южной готикой. Капоте тоже формально к ней принадлежит, к той же традиции, что и О’Коннор, и Маккалерс. Но вот в чём дело. Про Капоте очень хорошо …

Минилекция Дмитрия Быкова о Трумэне Капоте (стенограмма) Читайте далее

Михаил Юдовский. Во мне полюбив иноверца…

Во мне полюбив иноверца, прости мне язычество сердца. Смотри, золотая, смотри, как ветер гуляет меж капищ, как вечер гуляет меж кладбищ, где я хороню ноябри. Ты вместе со мною хотела сжигать шелестящее тело осеннего странника – так когда-то в окрестностях Трои ахейцы сжигали героя, кладя на глазницу пятак. Но тщетно …

Михаил Юдовский. Во мне полюбив иноверца… Читайте далее

Александр Габриэль. Река

На последних запасах веры, утратив пыл, разучившись давно судьбу вопрошать: «За что же?!», ты бредёшь вдоль реки, чьё название ты забыл, и зачем ты бредёшь, ты не можешь припомнить тоже. Но идти почему-то надо — и ты идёшь, и тугая вода в неизвестность змеится слепо. С неподвижных небес тихо падает …

Александр Габриэль. Река Читайте далее

Дмитрий Быков. Жертвы и палачи

Денис Карагодин явно стал персонажем года в глазах российского среднего класса с его усредненными, удобными убеждениями: он вычислил всех, кто в 1938 году приговорил, отвез на казнь и расстрелял его деда, сначала кулака, а потом японского шпиона. Внучка одного из палачей нашла имя своего деда в списке, опубликованном Карагодиным, и …

Дмитрий Быков. Жертвы и палачи Читайте далее

Михаил Юдовский. Всё было горько и красиво…

Всё было горько и красиво. Писалась повесть площадей похмельным трепетом курсива перекосившихся дождей. Пространство города пустело от фонаря до фонаря, и тот скрывал нагое тело под власяницей ноября. Кружилась тьма в протяжном свисте, и в забытьи полухмельном неслись оборванные листья косматым рыжим табуном. Прости мне мысли неблагие, безлюдье улиц и …

Михаил Юдовский. Всё было горько и красиво… Читайте далее