Автор: За окном — бессмысленная фронда,
судорога роя снежных мошек,
невпопад — прилипчивое рондо
жалобно мяукающих кошек.
Оду спой красавице и кубку
или шлягер — стюардессе Жанне…
Снова время, свёрнутое в трубку,
прячет от людей свои скрижали.
И опять берёт тебя за жабры,
за́ душу, за весь скрипящий остов
вечер, маяковский и декабрый,
неизменно льнущий к окнам РОСТа.
«Что же будет с Родиной и с нами?»
Злых сомнений тёмная лепнина…
Гранью меж бессонницей и снами —
беленький кругляш мелатонина.
Пропасть меж деянием и словом
застят хороводы снежной пыли.
Снова возвращаемся к основам:
мы ли не рабы? Рабы не мы ли?
Воробей неслышно сел на ветку,
вписываясь в сумрак заоконный…
Не в твою ли, друг, грудную клетку
целится клинок центуриона?
Смотрятся бродячие печали
в быстро замерзающие лужи.
А зима — пока ещё в начале.
Говорят, что будет только хуже.
Всё зимой размеренно и просто.
Оттого до дней последних донца
ни страны — тем паче, ни погоста —
выбирать отныне не придётся.
Сонный мир под тёмным небосводом,
ветер в двери вновь колотит мерно…
Над постылой фразой: «С Новым Годом!» —
едкая ухмылка постмодерна.
Га-Ноцри́ сильнее или Воланд?
Как тревоги укротить лавину?!
А стакан — наполовину полон.
И при этом — пуст наполовину.
Медсестричка изменившимся лицом,
не бросайся в чёрный пруд, утратив веру.
Подойди ко мне с бокалом, не шприцом —
Я готов сменить «Модерну» на мадеру.
Раздели со мной крупиночку тепла,
наклонись ко мне, как будто к речке ива…
Я ведь твёрдо убеждён, что жизнь была.
Жизнь была однажды, до Большого Взрыва.
Только после — череда сплошных невзгод;
день ли, ночь ли — совершенно всё едино.
А в Сети идёт парад моих господ —
позавидовал бы даже Труффальдино.
Я мадерой наполняю вечера,
но вино мне как вода, и где же хмель-то?!
Назови своё мне имя, медсестра!
Имья, имья! Я безумен, словно Фельтон.
Лужи мёрзлые мерцают, как слюда,
как упавший с неба ворох звёздной пыли…
Ощущенье, что причалил не туда,
как монах с картины Репина «Приплыли».
В какофонии земного попурри
я затерян, как песчинка в слое ила…
Ну, скажи же мне, сестричка, ну, соври,
что однажды станет так, как раньше было.
Александр Габриэль. Два стихотворения
* * *
За окном — бессмысленная фронда,
За окном — бессмысленная фронда,
судорога роя снежных мошек,
невпопад — прилипчивое рондо
жалобно мяукающих кошек.
Оду спой красавице и кубку
или шлягер — стюардессе Жанне…
Снова время, свёрнутое в трубку,
прячет от людей свои скрижали.
И опять берёт тебя за жабры,
за́ душу, за весь скрипящий остов
вечер, маяковский и декабрый,
неизменно льнущий к окнам РОСТа.
«Что же будет с Родиной и с нами?»
Злых сомнений тёмная лепнина…
Гранью меж бессонницей и снами —
беленький кругляш мелатонина.
Пропасть меж деянием и словом
застят хороводы снежной пыли.
Снова возвращаемся к основам:
мы ли не рабы? Рабы не мы ли?
Воробей неслышно сел на ветку,
вписываясь в сумрак заоконный…
Не в твою ли, друг, грудную клетку
целится клинок центуриона?
Смотрятся бродячие печали
в быстро замерзающие лужи.
А зима — пока ещё в начале.
Говорят, что будет только хуже.
Всё зимой размеренно и просто.
Оттого до дней последних донца
ни страны — тем паче, ни погоста —
выбирать отныне не придётся.
Сонный мир под тёмным небосводом,
ветер в двери вновь колотит мерно…
Над постылой фразой: «С Новым Годом!» —
едкая ухмылка постмодерна.
Га-Ноцри́ сильнее или Воланд?
Как тревоги укротить лавину?!
А стакан — наполовину полон.
И при этом — пуст наполовину.
Другое стихотворение читать в блоге.