Сергей Чупринин. БЕЛЯЕВ АЛЬБЕРТ АНДРЕЕВИЧ (1928)

(Размер шрифта можно увеличить, нажав на Ctrl + знак «плюс»)

Сейчас Б. все забыли. Не очень даже ясно, жив ли он и, если жив, то где обретается. По слухам, в Германии, как и многие бывшие, но вряд ли возможно на эти слухи полагаться.

А между тем на протяжении почти четверти века именно этот, — сошлемся на оценку Л. Левицкого, — «литературный надсмотрщик или, точнее говоря, надсмотрщик литературных надсмотрщиков» если и не управлял теченьем писательских мыслей, то решал, могут ли они быть обнародованы и с какими поправками, с какими изъятиями, кому занять ключевую должность в литературном мире, а кому ее лишиться, кто заслуживает поощрения, а кто, совсем наоборот, травли.

Происхождения Б. по советским меркам обычного: его отец, слесарь по металлу из города Грязи, в 1937-м получил 15 лет лагерей и строил железную дорогу Воркута-Котлас, что не помешало сыну закончить Архангельское мореходное училище (1949), вступить в партию (1950), три года ходить штурманом на судах Мурманского арктического пароходства, а затем дорасти до должностей первого секретаря Мурманского горкома (1953-1956), а затем и обкома (1956-1959) ВЛКСМ.

Параллельно он, дебютировав еще в 1953 году, сочинительствовал – выпустил сборники морских рассказов «В дальнем рейсе» (Мурманск, 1959), «Море шумит» (Мурманск, 1961), иные прочие. И параллельно же учился – до 1958 года заочно на факультете иностранных языков Архангельского пединститута и очно в аспирантуре Академии общественных наук при ЦК КПСС (1959-1962). Причем учился, надо думать, неплохо – во всяком случае, английским овладел и уже осенью 1961 года был на два месяца направлен руководителем молодежной делегации в США.

А дальше, — эпически повествует Б., — в феврале 1962 года «меня вдруг вызвали в ЦК КПСС к секретарю ЦК КПСС, члену политбюро М.А. Суслову», и тот, внимательно расспросив 34-летнего аспиранта, сделал ему предложение, от которых не отказываются: «У Отдела культуры ЦК КПСС есть мнение предложить Вам потрудиться инструктором в секторе художественной литературы. Как Вы к этому предложению отнесётесь?»

«Это для меня высокая честь. Сумею ли я оправдать доверие?» — ответил Б. и всей своей последующей карьерой это доверие, вне сомнения, оправдал. Прежде всего, и знание языка тут пригодилось, как неутомимый боец идеологического фронта, автор пышущих контрпропагандистским жаром книг «Смятенные души» (1963), «Литература США и действительность» (1965), «Социальный американский роман 30-х годов и буржуазная критика» (1969), «Идеологическая борьба и литература» (1975, 1977, 1982, 1988), «Авгуры из Нового и Старого света» (1980), «Вся чернильная рать…» (1983).

На разоблачении измышлений, нам чуждых, Б. и докторскую диссертацию построил (1976), и лекции об этом читал, и учебное пособие – «Актуальные проблемы современной идеологической борьбы» (1985) – издал. Начальство его в этой роли ценило, а писатели… Что касается писателей, то они и ненавидеть Б., и трепетать перед ним по-настоящему начали тогда, когда он – в должности завсектором (1966-1972), затем замзавотделом культуры ЦК (1973-1986) – стал куратором всей художественной литературы в стране.

Вернее, не так. Большинство писателей, к власти не близких, чаще всего и не подозревало, что неожиданный переход с милости на гнев у журнальных и издательских редакторов объяснялся тем, что на ту или иную сомнительную верстку глянул Б. и велел навести порядок. И А. Кондратович применительно к прохождению материалов «Нового мира» об этом пишет, и старые литгазетовцы не забыли, и как полосы отправляли на контроль именно в Отдел культуры, и как Е. Кривицкий, который вел тогда литературный раздел газеты, чуть что хватался за телефонную трубку, чтобы провентилировать у «Альберта», годится ли такой-то автор в дискуссию и приемлем ли такой-то заголовок для такой-то рецензии.

Б. не сам решал, конечно, какой быть литературе, но он точнее и раньше других угадывал, какой бы ее хотела видеть высшая власть. И во всё входил, до всего ему было дело, так что, — как многие вспоминают, — даже весьма сановные писатели не рисковали выступить где-нибудь на съезде или ответственном пленуме, не завизировав у него предварительно свою речь.

«Альберт Андреевич по своей природе был человеком неагресивным, незлобным», — рассказывает работавший рядом с ним Н. Биккенин, и это, наверное, так. Но дружба дружбой, а служба службой, и не столь уж важно, кому он лично симпатизировал – либералам или охотнорядцам, — важнее, что держать в узде он норовил и первых, и вторых, и третьих. А они ему отвечали взаимностью – от создателей «Метрополя» до Ст. Куняева, который однажды сказал в сердцах:

«Альберт Беляев был одним из самых подлых и мерзких партийных чиновников, которых я видел на своем веку. Хотя бы потому, что он был чистокровным русским северной закваски, со светлыми, чуть рыжеватыми волосами и голубыми глазами, с послужным списком, в котором значилась служба на Северном флоте, с книжонкой рассказов об этой службе, за которую его приняли в Союз писателей. А душа у него была карьеристская и насквозь лакейская».

Чужая душа – потемки, конечно. И что-то вроде признаний Адуева-младшего приходит на ум, когда читаешь воспоминания Б. о себе и о своих товарищах-цекистах оттепельного призыва:

«Это были молодые люди из провинции, совершенно не знакомые со сложными лабиринтами политической жизни столицы и особенно ее верхушки. Мы были полны надежд на лучшее будущее, на то, что партия очистится и отделит себя от сталинизма и его преступлений против собственного народа…».

Возможно, всё возможно. «Но, — продолжает Б. свою исповедь сына века, — я мог действовать только в жестких рамках установок свыше. Я подчинялся партийной дисциплине».

А когда власть при Горбачеве переменилась, подчинился и ей: в 1986 году спланировав, как на запасной аэродром, из ЦК в кресло главного редактора газеты «Советская культура», он за несколько лет превратил ее в один из флагманов перестройки. Теперь его стали ненавидеть уже и несгибаемые товарищи по партии, например, Ю. Изюмов, едко заметивший, что былой «пламенный трибун <…>, чутким нюхом уловив, куда дует ветер, стал резко разворачивать газету на антикоммунистический курс. И довольно долго в ней редакторствовал, разумеется, убрав из названия газеты слово “советская”».

Недавно это было. И газета помнится, а ее редактор забылся.

Соч.: Идеологическая борьба и литература. Критический анализ американской советологии. М., 1975, 1977, 1982, 1988; Литература и лабиринты власти: от «оттепели» до перестройки. М., 2009.

Лит.: Огрызко В. Советский литературный генералитет, с. 238-249.