* * *
Осенний воздух, как наждак, шершавый,
летит меж Лиссабоном и Варшавой,
попутно заглянув во Франкенталь,
где я, рыжеголовый чернокнижник,
разглядывая жертвенный треножник,
верчу в руке магический хрусталь
и чье-то отражение целую.
Гнусаво, через носик, «аллилуя!»
насвистывет чайник на плите,
и в унисон, немузыкально воя,
шагает пьяный ветер над листвою,
как будто заблудившись в темноте.
Согласно предсказательницам местным
мы все умрем, хотя не все воскреснем.
Поверьте мне, сошедшему с ума,
предтечи, современники, потомки:
душа чужая – истинно потемки,
своя душа – египетская тьма,
в которой, точно в критском лабиринте
с табличкою «проникните и сгиньте»
брожу я, как Тесей, теряя нить,
теряя Ариадну вместе с нитью,
и тщусь, поддавшись ложному наитью,
обеих алкоголем заменить.
Помилуй Боже – столько я не выпью.
Но лучше, шебутя, болотной выпью
я прокричу во всю ночную ширь
о том, что было, мучило, любило.
И в темноте маячит белокрыло
мой чуточку нетрезвый поводырь.
НОЯБРЬ
Я думаю, это ты – вместо обычных известий –
присылаешь мне листья, шелестящие под каблуками,
плюс небесное тело в татуировках созвездий,
едва различимых за перистыми облаками.
Мне кажется, это твои невидимки-руки
наливают мне утром кофе, мажут рогалик джемом,
проводят, как по морщинистому лицу старухи,
ветром по занавеске. Ощущая себя блаженным,
я угадываю на листьях буквы, различаю в созвездьях руны,
наугад прочитываю и превращаю пустоты
в звуки – как скрипач, которому подрезали струны,
смычком из воздуха высекает ноты.
Заполняй собою этот прогорклый воздух
ноября, запиши меня в часовые.
Я готов стоять на дальних форпостах,
затянув на себе пояса часовые,
перепутав земли, перемешав границы,
как игральные карты, передернув долготы.
И уснуть на посту. И не знать, что мне снится.
И не ведая, кто я, не помнить, кто ты.
2015
* * *
Пью за радости непогоды,
за пустившиеся в разгулы
високосные мои годы,
высокостные мои скулы,
за отвагу голубых ливней,
за цветущий в небесах вереск,
где пророчество прямых линий
разлетелось на пунктир вдребезг.
Просыпаются в ином веке
от свирепых перемен в шоке
ястребиные мои веки,
ноябритые мои щеки
и горят — от наготы ветра,
от суровой чистоты слова
по-заветному — сперва ветхо,
а затем невмоготу — ново.
03.11.2021
Михаил Юдовский. Три стихотворения
* * *
Осенний воздух, как наждак, шершавый,
летит меж Лиссабоном и Варшавой,
попутно заглянув во Франкенталь,
где я, рыжеголовый чернокнижник,
разглядывая жертвенный треножник,
верчу в руке магический хрусталь
и чье-то отражение целую.
Гнусаво, через носик, «аллилуя!»
насвистывет чайник на плите,
и в унисон, немузыкально воя,
шагает пьяный ветер над листвою,
как будто заблудившись в темноте.
Согласно предсказательницам местным
мы все умрем, хотя не все воскреснем.
Поверьте мне, сошедшему с ума,
предтечи, современники, потомки:
душа чужая – истинно потемки,
своя душа – египетская тьма,
в которой, точно в критском лабиринте
с табличкою «проникните и сгиньте»
брожу я, как Тесей, теряя нить,
теряя Ариадну вместе с нитью,
и тщусь, поддавшись ложному наитью,
обеих алкоголем заменить.
Помилуй Боже – столько я не выпью.
Но лучше, шебутя, болотной выпью
я прокричу во всю ночную ширь
о том, что было, мучило, любило.
И в темноте маячит белокрыло
мой чуточку нетрезвый поводырь.
Другие два стихотворения читать в блоге.