Автор: (Размер шрифта можно увеличить, нажав на Ctrl + знак «плюс»)
Дима Крымов, конечно, отравлен театром с детства. Как могло быть иначе при таких родителях. В этом году он сделал каминг-аут, перестал скрывать свою манию — манИю, как сказал бы наш общий друг Бильжо. Четыре подряд спектакля о театре, режиссере, актере. В последовательности увиденных мной: «Моцарт. Дон Жуан», «Все тут», «Двое» и вот «Костик». Грандиозное высказывание о своем Кресте в четырех частях — у креста ведь четыре конца?
Феерический, болдинский год. Хотя и не ссылка, но вполне ссыльная свобода. Никаких тебе кехманов, никаких худруков, изгоняющих из репертуара твоих странных большеголовых детей, выламывающихся из системы ценностей.
Я уже не раз цитировала Сашу Татарского, который, увидев «Журавля и Цаплю» Норштейна «почувствовал себя древним моряком, жившим в плоских координатах и вдруг узнавшим, что Земля круглая».
Я испытала это чувство, впервые увидев спектакль Стреллера, даже не помню какой, на театральном фестивале в Москве. Зато помню, будто меня внезапно поразило косоглазие, и от этого закружилась голова, и ум слегка зашел за разум. И вот второй раз — в театре Крымова.
«Костик» — навершие пирамиды, в которую Крымов заключил (временно) свой театр. Временно, потому что, надеюсь, Джек когда-нибудь построит свой дом, и пирамида будет открыта для посетителей каждый день, а не четыре раза в году. Ну, или шесть.
Рассказывать о спектакле, наверное, уже нет особого смысла, о нем хорошо и много писали. Можно также почитать книгу Дмитрия Крымова «Своими словами. Режиссерские экземпляры 9 спектаклей, записанные до того, как они были поставлены». Это, в сущности, пьесы, или «сценарии» спектаклей, которые Крымов называет «ход дела». Там все про спектакль, кому хочется увидеть лабораторию как бэ изнутри. На самом деле мы все равно ничего не поймем — в смысле, как это делается, потому что, стартуя с рукописи, спектакль делается, конечно, на репетиции.
А про репетиции Димы Крымова мне рассказывала приятельница, артистка театра Пушкина, из ветеранов. Лет сорок на сцене, всяко повидала. Она произносила множество восторженных слов, смысл которых сводился ровно — к тому древнему моряку Татарского, потрясенному концепцией земного ШАРА.
Зачем вообще художники в разных концах этого шара (хотя у него, в отличие от креста, нет концов) берутся за Чехова? Конкретно – за Чайку. 125 лет бьются над этой пернатой загадкой, проклиная А.П. за его ремарки и самую главную, самую неразрешимую из них – подзаголовок, обозначение жанра. Указание господам режиссерам и актерам. Комедия, бля! — сказал автор и погрозил вам всем желтым пальцем. И улетел на свое желтое ялтинское небо и вот уж, почитай, 115 лет сидит и скорбно смотрит на ваши усилия.
Нужно было, чтобы прошли эти 120 лет, и художнику тире режиссеру Д.Крымову залетела в его бедовую голову удивииительная по своей неожиданности мысль. Комедия – это значит, когда смешно.
Боже мой, как боялись всегда этого младенческого открытия.
Земля – круглая. Комедия – смешная.
Вот что позволил себе (по отношению к Крымову это обязательный оборот) – вот что он себе позволил, этот хулиган и расстрига от театра. Он поставил Чехова настолько смешно и брутально, насколько сегодня может быть смешной и брутальной история о любви в компании дачной богемы не первого разбора. А какой еще может быть такая история? Вообще?
КОМЕДИЯ, как луковица, очищена им от столетней шелухи. И только поэтому она высекает слезы.
Кто принял условия игры Димы Крымова, тех ничто не покоробит в его очередном балагане. А только пронзит жалостью. Ужалит.
Эта комедия жалит, как неутомимая оса, все два часа.
Несчастная провинциалка Нина с ее невозможной речью (Крымов заставил Анастасию Мытражик вернуть ее суржик, южно-русскую скороговорку, от которой артистка избавлялась десять лет), с ее невозможной рукой, шарящей под немыслимым углом сзади по расстегнутому платью. И только так можно было заново услышать вдруг текст речи Егора Жукова на суде, который она читает вместо ахинеи про львов и куропаток. Заканчивая, впрочем, ими, и это опять — смешно до слез.
Отставник Шамраев первые десять минут спектакля с жаром и страстью старого мудака проповедует обитателям дачи «Основы государственной политики в области культуры», и это хотя и жутко, но дико смешно.
Уморительна сцена объяснения Аркадиной с Тригориным. Вообще, что делает этот Крымов с артистами – уму непостижимо. Давно известно, что можно вытащить девушку из деревни, но нельзя – деревню из девушки. Так вот Крымов вытаскивает из Исаковой хорошую семью, хорошие книжки, хорошие манеры, хорошую улыбку… Выкорчевал к чертям весь этот, блять, Смольный институт вместе с МГПИ им. Ленина, которым В.И. за@бала зрителя! И нам явилась – оооо!!!!! Роскошная, бесстыжая, лживая, жадная стареющая хабалка, звезда эстрады и корпоративов средней руки, законченная сука (у Чехова, по-моему, Костя все-таки фильтрует речь, но здесь – эта смачная «сука», безусловно, на месте). Но когда Тригорин, наконец уходит «собираться», — мы видим, чего стоила эта сцена «старой суке». Мы видим, как она стареет на глазах. И мы видим, что она, эта дива, звезда, эта почти что пугачиха наших дней — что она – боже мой. Обоссалась. После всего. После победы. Очередной ненужной, безнадежной победы над любовником, которому-таки не дала вольную. Хотя и такой ценой.
Антон Палыч, ну правда, вы аплодировали в этом месте? Со своего облачка? Правда же?
Почему слуга Яков – лилипут (Вано Миранян)? Почему он все время просится купаться?
А почему, например, в фильме «Корабль дураков» персонаж От Автора, философ Глокен – карлик? Нет, это совсем не «маленькие» люди Владимира Сорокина. Это, как и у Крамера, кривое зеркало Босха. Которое А.П. из своего 1896 года показал нам, и оно неожиданно выпрямилось. И конечно, тень Антон Палыча благословила Дмитрия Анатольевича на его исполненный комизма, жалости и всемерного понимания Корабль дураков.
Ведь они же все – бедные уродцы, дурачки и дурочки, юродивые. Что Тригорин с его маниакальным желанием написать про кремлевского горца. Что Аркадина, хотя поумнее прочих, но не в силах понять, какую херню впаривает зрителям за искусство (а как она поет, господа, я имею в виду Викторию Исакову! И это ведь тоже надо было вытащить из анемичной Вики – эх, кабы она так пела в роли Марлен Дитрих). Что Шамраев, старая шпала. Что Нина, к зрелости только еще безнадежнее поглупевшая со своим шоу мыльных пузырей (не представляю, как играет это всё Мария Смольникова, наверное, совсем по-другому, но Нина Насти Мытражик глупа до слез, настоящей, святой, блаженной глупостью, и веришь, что она может уехать отсюда, из этого гадкого помоечного бардака на сером волке, что она и делает). И, конечно, сам безрукий Костик. Безрукий, бездарный, глубоко несчастный, глупейший. Глупая смерть. Не жалко. И Чехову не было жалко. Не было, не было. Почитайте письма. Жесткий был господин, безжалостный.
Конечно, никакая это не пародия на театр, как пишут некоторые критики. Это колоссальная метафора игры в жизнь. Смешная, как документальная съемка детской игры – понаблюдайте. Смешная, завораживающая, жестокая, жалобная. Гениальная.
Там есть, правда, один очень умный персонаж. Как бы даже не альтер эго режиссера?
Потрясающей красоты и размеров ньфаундленд (не знаю, как зовут), которого Крымовы нашли через интернет. Вот он всё понимает и хочет всем помочь. Хочет спасти, ибо такова его природа собаки-спасателя. Но похоже, даже он тут бессилен.
Ничего этого я не знал, т.к. решал иные проблемы всемирного масштаба.
Поэтому хотелось бы знать, есть ли в сети спектакли Д.Крымова.
Поищем.
Алла Боссарт. ОСВОБОЖДЕНИЕ КОМЕДИИ (о спектакле Дмитрия Крымова «Костик»)
Дима Крымов, конечно, отравлен театром с детства. Как могло быть иначе при таких родителях. В этом году он сделал каминг-аут, перестал скрывать свою манию — манИю, как сказал бы наш общий друг Бильжо. Четыре подряд спектакля о театре, режиссере, актере. В последовательности увиденных мной: «Моцарт. Дон Жуан», «Все тут», «Двое» и вот «Костик». Грандиозное высказывание о своем Кресте в четырех частях — у креста ведь четыре конца?
Феерический, болдинский год. Хотя и не ссылка, но вполне ссыльная свобода. Никаких тебе кехманов, никаких худруков, изгоняющих из репертуара твоих странных большеголовых детей, выламывающихся из системы ценностей.
Я уже не раз цитировала Сашу Татарского, который, увидев «Журавля и Цаплю» Норштейна «почувствовал себя древним моряком, жившим в плоских координатах и вдруг узнавшим, что Земля круглая».
Я испытала это чувство, впервые увидев спектакль Стреллера, даже не помню какой, на театральном фестивале в Москве. Зато помню, будто меня внезапно поразило косоглазие, и от этого закружилась голова, и ум слегка зашел за разум. И вот второй раз — в театре Крымова.
«Костик» — навершие пирамиды, в которую Крымов заключил (временно) свой театр. Временно, потому что, надеюсь, Джек когда-нибудь построит свой дом, и пирамида будет открыта для посетителей каждый день, а не четыре раза в году. Ну, или шесть.
Рассказывать о спектакле, наверное, уже нет особого смысла, о нем хорошо и много писали. Можно также почитать книгу Дмитрия Крымова «Своими словами. Режиссерские экземпляры 9 спектаклей, записанные до того, как они были поставлены». Это, в сущности, пьесы, или «сценарии» спектаклей, которые Крымов называет «ход дела». Там все про спектакль, кому хочется увидеть лабораторию как бэ изнутри. На самом деле мы все равно ничего не поймем — в смысле, как это делается, потому что, стартуя с рукописи, спектакль делается, конечно, на репетиции.
А про репетиции Димы Крымова мне рассказывала приятельница, артистка театра Пушкина, из ветеранов. Лет сорок на сцене, всяко повидала. Она произносила множество восторженных слов, смысл которых сводился ровно — к тому древнему моряку Татарского, потрясенному концепцией земного ШАРА.
Читать дальше в блоге.