Татьяна Хохрина. Сегодня день рождения Александра Аркадьевича Галича

(Размер шрифта можно увеличить, нажав на Ctrl + знак «плюс»)

Как его было мало при жизни, как его не хватает сейчас. Особенно — сейчас. И дело не в сомнительном постулате, что кто-то кому-то может раскрыть глаза, рассеять иллюзии, научить правильно жить… Это ерунда, так не бывает, человек ко всему приходит сам, если приходит… Но есть другое.

У некоторых людей встречается абсолютный слух. Не у всех, но это явление не такое уж редкое. Куда реже случаются люди, сами представляющие собой абсолютный звук. Не дивный, мелодичный малиновый звон, а именно абсолютный звук как эталон чистого и честного сигнала, на фоне которого немедленно режет ухо любая фальшь, пошлость, имитация правды. Эти люди бесценны, без них часто ловко сверстанная песня становится мелодией дудочки крысолова, ведя развесивших уши на дно…

Галич являл собой такой Абсолютный Звук. Не было сомнения ни в одном сказанном им слове. Верилось любой его истории. И, что особенно важно, смеясь и плача, никого не изобличая и не поучая, он давал тебе самому возможность поставить фильтры и различить чистые ноты и цвета.Он был тем повзрослевшим мальчиком, который сумел крикнуть, что король — голый! У него получилось найти слова, благодаря которым у смеющихся и плачущих над ними людей очищалось зрение и вымывались осколки кривого зеркала.

И еще. Он умел жалеть, сострадать людям вокруг, а не только и не столько себе. Обвинять и высмеивать умеем мы все. Хорошо бы научиться, как он, любить и сочувствовать. Сейчас невозможно назвать кого-то, способного заменить Александра Аркадьевича Галича. Уникальное в нем было сочетание человеческой и душевной красоты. На могиле его написано «Блажени изгнани правды ради». Они не только блаженны. Они необходимы и бесценны.

Получил персональную пенсию,
Заглянул на часок в «Поплавок»,
Там ракушками пахнет и плесенью
И в разводах мочи потолок.
И шашлык отрыгается свечкою,
И сулугуни воняет треской…
И сидеть ему лучше б над речкою,
Чем над этой пучиной морской.

Ой, ты море, море, море, море Черное,
Ты какое-то верченое-крученое!
Ты ведешь себя не по правилам,
То ты Каином, а то ты Авелем!
Помилуй мя, Господи, помилуй мя!

И по пляжу, где б под вечер по-двое,
Брел один он, задумчив и хмур.
Это Черное, вздорное, подлое
Позволяет себе чересчур!

Волны катятся, чертовы бестии,
Не желают режим понимать!
Если б не был он нынче на пенсии,
Показал бы им кузькину мать!

Ой, ты море, море, море, море Черное,
Не подследственное жаль, не заключенное!
На Инту б тебя свел за дело я,
Ты б из Черного стало белое!
Помилуй мя, Господи, помилуй мя!

И в гостинице странную, страшную,
Намечал он спросонья мечту —
Будто Черное море под стражею
По этапу пригнали в Инту.

И блаженней блаженного во-Христе,
Раскурив сигаретку «Маяк»,
Он глядит, как ребятушки-вохровцы
Загоняют стихию в барак.

Ой, ты море, море, море, море Черное,
Ты теперь мне по закону порученное!
А мы обучены этой химии —
Обращению со стихиями!
Помилуй мя, Господи, помилуй мя!

И лежал он с блаженной улыбкою,
Даже скулы улыбка свела…
Но, должно быть, последней уликою
Та улыбка для смерти была.

И не встал он ни утром, ни к вечеру,
Коридорный сходил за врачом,
Коридорная Божию свечечку
Над счастливым зажгла палачом…

И шумело море, море, море, море Черное,
Море вольное, никем не прирученное,
И вело себя не по правилам —
И было Каином, и было Авелем!
Помилуй мя, Господи, в последний раз.

Добавить комментарий