Лорина Дымова «Такая разная жизнь»(окончание)

ТАКАЯ РАЗНАЯ ЖИЗНЬ
(Окончание)

Недели через две меня разбудил среди ночи длинный и требовательный звонок в дверь. Я испуганно включила свет и увидела, что, оказывается, уже не ночь, а шесть часов утра, но глубокой зимой ночь и раннее утро трудно различимы.
«Кто это в такую рань? — удивилась я. — Неужели Серен?»
Разумеется, это был он. И в каком виде!
Не только без пальто, но и без свитера, в замасленной байковой рубашке — и это когда на улице не меньше пятнадцати градусов мороза! На ногах тоже какие-то невообразимые шлепанцы, более похожие на домашние тапочки, чем на туфли. В руках подозрительный газетный сверток (неужели опять бутылки?), а под глазом, на скуле, пылающий всеми цветами радуги кровоподтек.
— Что случилось? — с ужасом спросила я.
— Не мог прийти раньше, — объяснил Серен.
— Когда — раньше? — не поняла я.
-Я хотел в четыре часа, но не смог. А сейчас Роза уже ушла на работу.
— Какая Роза? На какую работу?!
— Жена. Она работает бухгалтером, — сказал Серен, и его глаза, в том числе и подбитый, озарились гордостью.
— К вам приехала жена? — спросила я, пытаясь хоть что-то понять.
— Зачем приехала? — удивился он. — А дети с кем останутся?
Я растерянно пожала плечами, я не знала, с кем останутся дети Серена, если его жена приедет в Москву.
— Она дома, в Кызыле, — объяснил он. — Я ей звонить хотел с твоего телефона, а сейчас уже поздно, она уже ушла.
— А какая разница во времени? Сколько там сейчас?
— Не знаю, — пожал плечами Серен.
— А откуда же вы знаете, что она уже ушла?
— Чувствую. Ушла.
— А с вами-то что случилось? Почему вы без пальто?
— А, так!.. — махнул рукой Серен, потом помрачнел и сказал: — Пальто осетин украл… И шапку тоже.
И вдруг, набычившись, посмотрел на меня слепым от ярости взглядом и проревел глухо:
— Убью-у-у…
Я ощутила даже не страх, а какой-то первобытный ужас, и, как загипнотизированная, не сводя с гостя глаз, опустилась на стул. Но тут же поняла, что своими слепыми глазами он видит вовсе не меня, а какую-то жуткую, оскорбительную для него картину, может быть, драку, в которой он был побежден, и угроза, по-видимому, относится не ко мне, а к осетину. У меня отлегло от сердца. Но тем не менее надо было что-то делать, как-то ему помочь.
— А зачем вы хотели позвонить жене? — робко спросила я.
— Сказать, чтобы послала мне деньги. Семнадцать рублей.
— Почему именно семнадцать? — не поняла я.
— Осетину отдать.
— Тому, который украл?!..
— Другому, — покачал головой Серен; и тут же, вспомнив недавние события, вобрал голову в плечи: — Убью-у-у…
«Вот угораздило!» — подумала я, но не о нем, а о себе, и тут же сама устыдилась своего эгоизма.
— Возьмите у меня семнадцать рублей, — неуверенно предложила я. — Когда будут деньги, отдадите.
— Давай! — обрадовался Серен. — Позвони Розе, скажи ей, она тебе вышлет. Она порядочная женщина. Только ночью звони. В три часа.
Я достала из сумки деньги.
Он, не глядя, смял их в ладони, сунул в карман брюк и направился к двери. На столике возле зеркала он увидел свой пакет.
— У меня же для тебя подарок! — вспомнил он.
Развернув газету, он протянул мне какую-то шкурку странного вида.
— Что это? — испугалась я.
— Шкура. На воротник. У нас водится зверь такой  не знаю, как сказать по-русски.
— Но она мокрая!
Он снисходительно улыбнулся:
— А ты натяни, высуши и обработай.
— Я… не умею!
— Попроси соседку, — посоветовал он и развернул еще один небольшой сверток, который лежал вместе со шкуркой.
-Шерсть, — сказал он и протянул мне нечто среднее между ватой и войлоком; но тут же засомневался: — Что, и прясть не умеешь?
Я виновато покачала головой, понимая, что с каждой минутой все ниже падаю в его глазах. Наверное, он и не предполагал, что на свете бывают такие женщины.
— Ничего, научишься, — успокоил он то ли себя, то ли меня. -А прялку я тебе привезу. Я скоро домой поеду, вот и привезу. Ладно, пошел, до свиданья.
— Подождите! — отчаянно закричала я, когда он уже вышел на лестничную площадку. — Вы же простудитесь, схватите воспаление легких. Давайте я вам что-нибудь подберу! Может быть, свитер какой-нибудь, или куртку!..
Он немедленно, без возражений, вернулся, и я открыла стенной шкаф в прихожей, где у меня висели старые вещи.
— Может быть, этот свитер? Или этот?
Серен не отвечал, и я увидела, что взгляд его прикован к моему старому зимнему пальто.
— Это женское, не подойдет, — с сожалением сказала я.
— Ничего. Теплое! — с чувством проговорил Серен и вопросительно посмотрел на меня.
— Пожалуйста!… — растерялась я. — Мне не жалко. Оно все равно тут зря висит, только место занимает. Но… оно женское!
Серен, почувствовав, что я готова отдать ему эту замечательную вещь, уже стаскивал ее с плечиков. Я помогла ему натянуть пальто на все-таки широковатые плечи, и застегнула пуговицы. Мы подошли к зеркалу, и там отразился странный высокий человек с плоским лицом и узкими глазами, одетый в полуприталенное женское пальто желтого цвета, с короткими рукавами, из-под которых вылезали замасленные манжеты байковой рубашки. Я со страхом встретилась с ним в зеркале взглядом и увидела его широкую улыбку.
— Видишь, как хорошо! — с удовольствием разглядывая себя, проговорил он. — А ты говорила, не подойдет.
— Возьмите еще этот свитер, — предложила я.
— Не надо свитер, пальто теплое.
Он удовлетворенно еще раз окинул себя взглядом и приосанился.
— Спасибо тебе, — с достоинством сказал он и вышел из дома.

Долгое время о Серене не было ни слуху, ни духу. Я переводила его книгу, стараясь не думать о нем самом, потому что не знала, чего ожидать: то ли нового ночного явления поэта, может быть, с Розой и детьми, а может быть, и с осетином; то ли прялки и приспособлений для выделки шкур, присланных малой скоростью из Тувы. Теперь я вполне понимала сложность дилеммы, перед которой стоял мой редактор, когда решал, давать или не давать мне переводить книжку тувинского поэта. Мало того, теперь я не была уверена, что сама взялась бы переводить его стихи, зная, с какой фантастической и невероятной жизнью пересечется моя, обыкновенная, не изобилующая событиями. Неожиданно выяснилось, что хоть с некоторыми людьми мы и живем в одной стране, в одно и то же время, и даже больше того — занимаемся одним и тем же делом, несмотря на это нам так же трудно, да нет, невозможно понять друг друга, как обитателям разных галактик.
Серен появился, когда я его уже перестала ждать и перевод книги был готов. На этот раз он выглядел вполне респектабельно: куртка, нормальные туфли, кейс. Уверенно сел в знакомое кресло, извлек из кейса традиционные вермут и пиво.
— Стаканы, — лаконично потребовал он, словно хирург у ассистента — скальпель. Однако теперь я была уже ученая и понимала, что оставлять его в комнате одного опасно.
— Потом, — коротко, но твердо ответила я. — Сначала книга.
— Давай, — покорно кивнул он.
Я переставила бутылки со стола на тумбочку и положила перед ним папку с рукописью.
Он открыл папку и начал читать, шевеля губами. Я то и дело поглядывала на него, пытаясь понять, нравится ли ему мой перевод, но он был непроницаем. Минут через десять внимание его начало рассеиваться, тумбочка, словно магнит, притягивала его взгляд, а когда он начал пропускать по несколько страниц, не читая, я не выдержала:
— Надоело?
— Не надоело, — покачал он головой. — Я вижу, что все хорошо. Зачем читать дальше? Давай стаканы.
Поняв, что сопротивление бесполезно, я принесла тоже традиционные стакан и рюмку.
— Не будешь? — спросил Серен и, не дожидаясь ответа, налил себе в стакан вермут. — За твой отличный перевод, — как заправский тамада, сказал он и, выпив залпом весь стакан, тут же налил снова.
— Бутерброды? — предложила я, заранее, впрочем, зная, каков будет ответ.
— Не надо! — отрезал Серен и выпил второй стакан.
Вино начало действовать.
— Ты хорошая переводчик, — уже не совсем внятно проговорил он, — только ты везде пишешь «север», «на севере», » а ведь Тува ни на каком не на севере, она рядом с Монголией.
— Да ну?! — ахнула я и почувствовала себя дремучей, безграмотной курицей. — Что же вы молчите? — моему отчаянию не было предела. — Рядом с Монголией?.. Ужас какой! Я всё исправлю!..
— Не надо, не волнуйся. Это все равно! — махнул он рукой. — Важно, чтобы книжка вышла. Читать-то ее никто не будет, а кто прочитает, тот, вроде тебя, не знает, где Тува.
Трезвости его рассуждений можно было позавидовать. Почему-то мне и в голову не приходило, что он умный и даже насмешливый человек, просто моя жизнь для него тоже ребус, загадочный и необъяснимый, такой же, как его жизнь для меня.
— Но если никто книжку не будет читать, зачем ее издавать? — все-таки поинтересовалась я.
— Чтоб секретарем сделали. Секретарем Тувинского Союза писателей. Тогда паек будут давать… Сгущенку. Дети любят.
Его доводы меня сразили.
— Но я все-таки исправлю, — виновато сказала я.
— Как хочешь, — Серен равнодушно пожал плечами и поднялся с кресла. — Я пойду. Мне надо друга встретить.
— Осетина? — догадалась я.
— А ты откуда знаешь? — он подозрительно посмотрел на меня.
— Да вы мне про него рассказывали… В прошлый раз… — торопливо стала оправдываться я.
— Ну ладно. — Он потерял ко мне всякий интерес, надел куртку. — А пиво пусть муж выпьет.
И вышел, оставив дверь открытой настежь.
«Ну, что же, — подумала я. — Теперь остается только выкорчевать из переводов север и найти себе мужа. Чтобы выпил пиво…»