Гасан Гусейнов. Своя рубашка ближе к телу, чем штаны

«Своя рубашка ближе к телу» — русская пословица, означающая «собственное и семейное благополучие важнее благополучия других людей». Может иметь неодобрительный оттенок как обвинение в эгоизме. Пословица восходит к фразе из пьесы комедиографа Плавта (ок. 254 — 184 до н. э.) «Туника ближе (к телу), чем плащ».

Что-то тут не сходится. Сентенция из комедии Плавта явно имеет не то значение, в каком вошло в русский язык. Что имеет в виду персонаж Плавта, когда говорит, что рубашка (туника) ближе к телу, чем плащ? Должен признаться, что чтение латинского источника внесло ясность, идя рука об руку со словарем пословиц русского народа, составленным Владимиром Ивановичем Далем. Там, без всякой отсылки к Риму и Плавту, приводятся четыре варианта, два – близких к Плавту и два далековатых.

Сначала далекий: «Рубаха к телу близка, а смерть ближе».

А вот два близких: «Своя рубашка к телу ближе. Рубаха кафтана к телу ближе». Последний – прямо-таки почти точный перевод строчки из комедии «Три монеты», в котором герой, извиняющийся перед собеседником за то, что приветствует того не в первую очередь, говорит, что «туника ближе, чем паллий». Зритель и читатель Плавта сразу понял бы, о чем идет речь: туника – традиционная рубаха, которую надевали под тогу. Но римляне времен Плавта взяли моду надевать поверх туники не свою римскую тогу, а разнообразные греческие накидки – под общим названием «паллий», или плащ. Получается, что у пословицы нашей еще и такое первоначальное значение – «отечественная рубашка нам ближе завозного плаща». Так и в пословице у Даля – своя простая рубаха нам ближе, чем чужой турецкий расшитый кафтан.

Но пришлось мне на днях столкнуться и с таким дополнительным значением этой международной пословицы, которого я не ожидал увидеть. Вернее сказать, задумываясь о других пословицах с рубашкой, не пройти нам и мимо высказывания антонимического, которым отмечают человека щедрого до самозабвения: такой человек, говорим мы на разных языках, готов снять с себя последнюю рубаху.

Встреча всех этих пословиц на одной странице – рубаха к телу близка, а смерть ближе; своя кожа рубахи дороже; отдать последнюю рубаху; своя рубаха ближе к телу; рубаха ближе к телу, чем кафтан – показывает, что маячит за ними и еще один смысл, внезапно вышедший из тени, когда прислушался к обсуждению эпизода предвыборной борьбы в не очень далекой от России Германии.

Дело в том, что у немцев тоже в ходу пословица из Плавта, и звучит она не менее разнообразно: в ней вместо кафтана появляются, например, брюки или юбка. И вот в одном политическом споре я услышал, как говорящий употребил эту пословицу и тут же растолковал ее в новом для меня смысле. И смысл этот вот какой.

Цивилизованный спор ведут люди в рубашках и кафтанах, в рубашках и брюках. Правила спора мы принимаем заемные, нарядные, что твой кафтан. Это и есть политическая риторика. Но чем жарче спор, тем скорей многим хочется этот нарядный кафтан правил снять, а то и рукава засучить той самой рубашки, которая ближе к телу. А кому-то, в другой традиции, даже и брюки снять хочется, чтоб не мешали, так сказать, защитить ту самую рубашку, которая у нас своя, без которой только кожа ранимая останется. Снявший брюки даже и несколько более склонен к грубой агрессии, чем тот, кто снял только кафтан. Стало быть, спорщик, которому своя рубашка ближе к телу, бесконечно отдаляется от своих пословичных «других» – тех, кто готов последней рубашкой поделиться. Нет, конечно, тот, кому своя рубаха ближе к телу, и отстаивать ее в споре будет, спускаясь ниже пояса.

Вот нам и дополнительное значение пословицы, которое, оказывается, всегда было там, на месте, но не выпячивалось: в споре о ценностях я буду отстаивать своё, отбрасывая, если надо, всякие приличия и сантименты. Рубаха ближе кафтана, и этот кафтан я готов выкинуть, лишь бы отстоять эту свою рубаху.

В политическом споре эта как бы очевидная сокращенная формула – «своя рубаха ближе к телу» – вступает в, прямо скажем, трагическое противоречие с пониманием доброго, добродетельного человека как того, кто готов поделиться своей последней рубахой. Говоря «своя рубаха ближе к телу», мы обесцениваем политически другого.

Немецкий журналист пришел в несказанный ужас, когда увидел, как некие политики обрадовались, когда выяснилось, что на лидировавшую представительницу партии «зеленых» Анналену Бэрбок нашелся некий компромат. И тут политики задетых этим первоначальным успехом партий сняли свою культурную верхнюю одежду и начали высказываться от имени вспотевших рубашек.

Подобным же образом в Российской Федерации бывший лидер партии «Яблоко» Явлинский, якобы разоблаченный прямо накануне выборов как коррупционер, получал непомерно высокие гонорары за политические консультации и теперь должен символически вернуть их другим оппозиционерам, так что мишенью для нападок стала созданная им партия и все ее довольно перспективные кандидаты по отдельности.

Своя рубашка ближе к телу, и это оправдывает всё – от так называемого вброса фальсифицированных бюллетеней в официальные урны для голосования до улюлюканья и виртуального суда Линча, к которому компактное большинство готово приговорить маленькую политическую партию, якобы не способную вернуться в парламент.

Между предвыборными кампаниями в России и Германии расхождений больше, чем общего. Но вот на уровне риторики это незаметное общее появилось сравнительно недавно. Причины и масштаб взаимного отчуждения политических сил сравнить невозможно: в России ни одна из входящих пока в парламент партий не готова к демократическим процедурам, а политический режим становится все более авторитарно-репрессивным, хотя и слабеющим; в Германии же, смирившейся с присутствием в Бундестаге правых радикалов, партии политического центра опасаются появления нового красно-красно-зеленого левого правительства. И тут пословица «своя рубашка ближе к телу» стала для многих еще и девизом. Нечего щеголять в иноземных нарядах, настало время высказать всё нашим слабым, нашим ничтожным соперникам. И высказать так, чтобы чертям тошно стало. Особенно тем из них, кто готов поделиться последней рубахой с другими, кому труднее, кому хуже. Ишь чего захотели!