Ирина Евса (Харьков). Зной прикипает к розовой стене…

Зной прикипает к розовой стене.
Горилочка не пьется.
Кто зиму пережил в моей стране,
тот летом не смеется.
В ней то жара, то гибельный мороз,
сквозняк позёмки в поле.
Так думал в Риме Гоголь-малоросс,
глотая равиоли.

Но Рим есть сон. А в Киевской Руси
(верней, в ее развале)
закон «не верь, не бойся, не проси»
работает едва ли,
особенно, в лихие холода,
когда, костей не грея,
урчит нам колыбельную вода
в утробе батареи.

Нагрейся впрок — задаром, без хлопот —
наешься и напейся.
Июль обилен, как любовный пот,
что капает на перси.
И муху возлюби (не будь, как я!),
и комара, сквозь сетку
пролезшего, и в торте — муравья,
и хищную медведку.

Следи, как пудель стриженой овцой
бежит из-под опеки.
Все умерли. А Гоголь жив, как Цой:
они в одном отсеке.
А Гоголь что? Он снова на мели,
пуглив, подвержен сплину,
хотя его давно перевели
на мову солов‘їну.