Автор: 1
В позднем СССР главной формой общественной самоорганизации были кружки, театральные студии, мини секты, литобъединения, клубы — в общем, тайные или полулегальные сборища единомышленников. Сегодня, к сожалению, это не имеет такого масштаба — и потому есть чувство, что Россия сейчас в нисходящем тренде, а тогда была в явно восходящем. Было три явления, определявшие эпоху: первое — мощное движение авторской песни, то есть новый фольклор. Интеллигенция стала народом. Народом ведь, собственно, только тот и называется, кто пишет народные песни. В 70 е этим народом работали уже миллионы, и хотя Солженицыну, например, количественный рост интеллигенции не нравился — он называл это образованщиной, — но это, как правильно заметила Марья Розанова, потому, что сам он на фоне этой интеллигенции уже не смотрелся вождём: у всех были свои головы и некоторое зародышевое критическое мышление. Во вторых, это было время повального увлечения эзотерикой как суррогатом религии (сегодня таким суррогатом является конспирология, разнообразные теории заговоров; эзотерика, по моему, лучше уже тем, что и поэтичней, и древней, и требует больших познаний). Об этом много писал Высоцкий, социально очень чуткий: все эти йоги, переселения душ, «то у вас собаки лают, то руины говорят», — я застал время, когда по рукам свободно ходили Рерихи, Блаватская, Штайнер — всё вот это. Ну и третья примета времени — кружки́. Всё это, кстати, пересекалось. Я застал и эзотерический кружок Аллы Андреевой, вдовы Даниила, — туда, кстати, была вхожа наша преподавательница истории зарубежной коммунистической печати, и потому на наших семинарах, где полагалось говорить про Маркса с Энгельсом и их «Leipziger Allgemeine Zeitung», мы говорили про «Розу мира», производившую в 1984 году впечатление даже более ошеломляющее, чем теперь. Кружка штейнерианцев я не застал, но с Еленой Давыдовной Арманд, женщиной красивой и отважной, правозащитницей и создательницей вальдорфского детдома, был знаком. В школе юного журналиста, где я учился с 1982 го по 1984 й, свободно обсуждался и цитировался Галич. В совете «Ровесников» — клубе журналистов школьников при детской редакции радиовещания — так же свободно обсуждался Бродский, и там я впервые получил в руки машинописную «Часть речи». Под коркой позднесоветского тоталитаризма кипела бурная интеллектуальная жизнь — сейчас она имеет скорей характер политический и в этом качестве старательно подавляется. Тогда это были именно «Поиски», как назывался известный и очень качественный самиздатский журнал Глеба Павловского, формировавшийся в кружке Гефтера.
Читать дальше здесь:
https://ru-bykov.livejournal.com/4941624.html
Дмитрий Быков. «Сумерки империи» // 2021 год
1
В позднем СССР главной формой общественной самоорганизации были кружки, театральные студии, мини секты, литобъединения, клубы — в общем, тайные или полулегальные сборища единомышленников. Сегодня, к сожалению, это не имеет такого масштаба — и потому есть чувство, что Россия сейчас в нисходящем тренде, а тогда была в явно восходящем. Было три явления, определявшие эпоху: первое — мощное движение авторской песни, то есть новый фольклор. Интеллигенция стала народом. Народом ведь, собственно, только тот и называется, кто пишет народные песни. В 70 е этим народом работали уже миллионы, и хотя Солженицыну, например, количественный рост интеллигенции не нравился — он называл это образованщиной, — но это, как правильно заметила Марья Розанова, потому, что сам он на фоне этой интеллигенции уже не смотрелся вождём: у всех были свои головы и некоторое зародышевое критическое мышление. Во вторых, это было время повального увлечения эзотерикой как суррогатом религии (сегодня таким суррогатом является конспирология, разнообразные теории заговоров; эзотерика, по моему, лучше уже тем, что и поэтичней, и древней, и требует больших познаний). Об этом много писал Высоцкий, социально очень чуткий: все эти йоги, переселения душ, «то у вас собаки лают, то руины говорят», — я застал время, когда по рукам свободно ходили Рерихи, Блаватская, Штайнер — всё вот это. Ну и третья примета времени — кружки́. Всё это, кстати, пересекалось. Я застал и эзотерический кружок Аллы Андреевой, вдовы Даниила, — туда, кстати, была вхожа наша преподавательница истории зарубежной коммунистической печати, и потому на наших семинарах, где полагалось говорить про Маркса с Энгельсом и их «Leipziger Allgemeine Zeitung», мы говорили про «Розу мира», производившую в 1984 году впечатление даже более ошеломляющее, чем теперь. Кружка штейнерианцев я не застал, но с Еленой Давыдовной Арманд, женщиной красивой и отважной, правозащитницей и создательницей вальдорфского детдома, был знаком. В школе юного журналиста, где я учился с 1982 го по 1984 й, свободно обсуждался и цитировался Галич. В совете «Ровесников» — клубе журналистов школьников при детской редакции радиовещания — так же свободно обсуждался Бродский, и там я впервые получил в руки машинописную «Часть речи». Под коркой позднесоветского тоталитаризма кипела бурная интеллектуальная жизнь — сейчас она имеет скорей характер политический и в этом качестве старательно подавляется. Тогда это были именно «Поиски», как назывался известный и очень качественный самиздатский журнал Глеба Павловского, формировавшийся в кружке Гефтера.
Читать дальше по ссылке в блоге.