Наталия Ким о посещении Немецкого (Введенского) кладбища

вышло, что мы почти никогда не бывали на нашем Немецком (Введенском) кладбище (подробно про него см. в моей книжке рассказ «У Гааза нет отказа») летом, сейчас там, оказывается, цветут жасмин и шиповники всех оттенков, воздух тягучий, летают пчёлы, всё затененённое, какое-то невероятное буйство зелени со всех сторон. И вот с «черного» хода, с трамвайных рельсов прямо на центральную аллею, третий поворот налево — к часовне старца Зосимы-Захарии (сегодня почему-то закрыта), вот справа бюст Катюши Павловой, прожившей всего 20 лет, к поперечной аллее, там слева второй поворот после могилы с вызывающей всю жизнь у меня щипание в носу фамилией Глыбочка, потом слева — три погибших в 71-м году вертолетчика, потом всё одинаковое, миноборонное — черные камни, звания, звания, воззвания, и вот наш ориентир — ровно 50 лет назад выделили под мою усопшую прабабушку Сарру Лазаревну Якир, Саечку, вдову командарма, участок, в питомнике все того же Минобороны по талону получили голубую ёлочку, которую года через 3 кто-то себе спилил, а из пня полезли новые 4, две мы сами убрали, а еще две росли, потом опять отрубили на новый год одну, но уж последняя теперь недостижима, полвека, высокая, разлапистая. Всё убрали, посадили, отмыли. Мира с Хорхе такие спокойные, грустные и немножко торжественные, начинают наконец задавать вопросы — кто, когда, как было… На меня там место еще есть, дети («мама замолчи!»), запомните — никогда пластмассовых цветов и венков («ну маааам!!!»). Потом обратно — но в обход, мимо усыпальницы Протопоповых, огромной семейной могилы Арбатских, справа — Вознесенских, до крана с водой, и тут совсем рядом камень Гааза, где римскими цифрами написан год — не смогли высчитать, запутались, а напротив — охряного цвета усыпальница («памятник архитектуры, охраняется государством», еще до отреставрированного запертого на замки и цепи склепа Эрлангеров), где все надписи уже наизусть, поэтому глаз безошибочно выхватывает новые («Господи, помоги с жильём!», «Прости меня пожалуйста Господи за Марину»), прямо — высоченная стела кондитеру Эйнему, направо аккуратный указатель «могила Люсьена Оливье», вместо креста — старый пропеллер, голландский дипломат, 19 века — могила аккуратнейшая, вся в цветах флага Нидерландов, единственный нищий («2 месяца без работы, спасибо, спасибо вам!»), всё это я могу с закрытыми глазами… а вот снова кладбищенская рассада — чернобривцы, маргаритки мохнатоголовые, разлапистые анютины глазки, а мы взяли единственное что-то неопознанное, три бледно-сиреневых пятилистных цветка на тонких ножках, и как хорошо, что за камнем до сих пор спокойно лежат детские синие грабли и старенький веник — еще бабушка моя его там прятала, с 78-го года жив… Напротив кладбищенских ворот сидят детишки с этюдниками и пишут маслом эту картину маслом. И вспоминаю всегда, уходя, папин крошечный стишок, который я когда-то обнаружила в детстве у него на столе, на обрывке тетрадного листочка:

Когда закончу тянуть свою лямку,
То прошу, Христа ради,
Обратить меня в прах и ссыпать в ямку
В маминой ограде,
Приходили бы ко мне по любви, а не по долгу
И сидели бы подолгу.

May be an image of outdoors, monument and tree

Один комментарий к “Наталия Ким о посещении Немецкого (Введенского) кладбища

  1. Наталия Ким

    Так вышло, что мы почти никогда не бывали на нашем Немецком (Введенском) кладбище (подробно про него см. в моей книжке рассказ «У Гааза нет отказа») летом, сейчас там, оказывается, цветут жасмин и шиповники всех оттенков, воздух тягучий, летают пчёлы, всё затененённое, какое-то невероятное буйство зелени со всех сторон. И вот с «черного» хода, с трамвайных рельсов прямо на центральную аллею, третий поворот налево — к часовне старца Зосимы-Захарии (сегодня почему-то закрыта), вот справа бюст Катюши Павловой, прожившей всего 20 лет, к поперечной аллее, там слева второй поворот после могилы с вызывающей всю жизнь у меня щипание в носу фамилией Глыбочка, потом слева — три погибших в 71-м году вертолетчика, потом всё одинаковое, миноборонное — черные камни, звания, звания, воззвания, и вот наш ориентир — ровно 50 лет назад выделили под мою усопшую прабабушку Сарру Лазаревну Якир, Саечку, вдову командарма, участок, в питомнике все того же Минобороны по талону получили голубую ёлочку, которую года через 3 кто-то себе спилил, а из пня полезли новые 4, две мы сами убрали, а еще две росли, потом опять отрубили на новый год одну, но уж последняя теперь недостижима, полвека, высокая, разлапистая. Всё убрали, посадили, отмыли.

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий