* * *
Смотрю: дитя котёнка тискает.
Вот мир – ни весел, ни печален,
никем не создан, он бытийствует,
он до-начален.
Никем, ничем, своею ясностью
на небе и земле начертан.
Живясь людьми и мною, в частности,
он тем исчерпан.
Ты не предмет ему угодного
задуманного прорастанья,
ты просто след его свободного
существованья.
С дитятей и котёнком – в детстве я,
и с ними тихо и безвестно
единством времени и действия
скреплён, и места.
Явившись, мир рождает заново
себя, чтоб пребывать в начале –
вовеки – ясного и явного.
Шлюп на причале.
Не молотильщик я, не веятель,
не штукатурщик я со шпателем.
Как Бог, я был рождён свидетелем,
не созидателем.
Ничто, ничто никем не создано,
нет установленной загробности,
где всё заранее опознано
в её утробности.
И даже эта речь, прости,
не создана́, она весеннее,
найдя сама в мгновенной вечности
себя, – спасение.
Старое кино
В том дому я не жил – ночевал,
только раны, скуля, врачевал
и зализывал.
И считал до получки гроши,
и обиды на нитку души
всё нанизывал.
Там висел твой портрет. На глазах
этой живописи – я в слезах
и мычании
засыпал, пробуждался и вновь…
Помню, фильм назывался: «Любовь
и отчаянье».
Выйдешь в осень – и сразу темно…
Я смотрел на себя сквозь окно
запотевшее:
в сером демисезонном пальто
шёл на площадь я, как в шапито
опустевшее.
И стоял там под фонарём,
моросящим дыша сентябрём,
первой хворостью,
и дрожал там, и долго смотрел,
как портрет вместе с домом горел,
с тихой горестью.
Не учи, как в последней строке
мне сострить в шутовском колпаке.
Духа вражьего,
вот он, фильм, не иголка в стогу,
титры есть, но читать не могу,
слепну заживо.
Владимир Гандельсман. Два стихотворения
* * *
Смотрю: дитя котёнка тискает.
Вот мир – ни весел, ни печален,
никем не создан, он бытийствует,
он до-начален.
Никем, ничем, своею ясностью
на небе и земле начертан.
Живясь людьми и мною, в частности,
он тем исчерпан.
Ты не предмет ему угодного
задуманного прорастанья,
ты просто след его свободного
существованья.
С дитятей и котёнком – в детстве я,
и с ними тихо и безвестно
единством времени и действия
скреплён, и места.
Явившись, мир рождает заново
себя, чтоб пребывать в начале –
вовеки – ясного и явного.
Шлюп на причале.
Не молотильщик я, не веятель,
не штукатурщик я со шпателем.
Как Бог, я был рождён свидетелем,
не созидателем.
Ничто, ничто никем не создано,
нет установленной загробности,
где всё заранее опознано
в её утробности.
И даже эта речь, прости,
не создана́, она весеннее,
найдя сама в мгновенной вечности
себя, – спасение.
Второе стихотворение читать в блоге.