Анатолий Головков. ПИРОЖКИ

Их война озлобила. Безмужичье. Пальцы, стертые в кровь при стирке на доске.
Еще запах хозмыла в коммуналке, рано улетевшее девичество.
Эти торговки только при одном виде тебя, — дрожащего, в жалком пальтеце, в ушанке солдатской без звезды, — бранились, гнали прочь.
Из-за 4-5 копеек, едрёна керосинка!
А некоторые женщины, часто бездетные, жалели пацанов, угощали просто так.
Это было наше спасение — от бурчания в животе.
От ватного языка из-за папирос или махорки.
От собачьего нюха — потому что есть, кушать — не те слова. Жрать, жрать хотелось всегда!
Летом жевали хвощи, кислицу, смолу вишневую, воровали на станции жмых для коров.
Однако же дух от пирожков на морозце — это нечто!
Только завернул за угол — сразу духмян бух по носу! Аж скулы сводит.
Новослободская, Таганка, Парк Культуры, на рынках, у любого метро, да по всей Москве.
Из чего их пекли? А черт-те знает!
У нас во дворе, у метро «Калужская», на Шаболовке пирожки ливерные звали орскими, старогородскими, да один хрен.
Но мы не жертвы голода.
И мы не только охотники за пирожками орскими.
Мы хранители огня. Не огня уже — пламенька в керосиновой лампе.
Поэтому вот о каких штуках помним — живые еще братишки, отсидевшие, отслужившие, никого не предавшие. Так и не разбогатевшие на чужом добре.
Кто еще на Радуницу за ограды голубые заглядывает — трАву подрать, креста на себя наложить, водочки плеснуть в разовый стакан, своих вспомнить?
Может быть, мы последние люди той еще своей Москвы, своего Ленинграда
И хоть брови седые домиком, хотя в глазах скорби через край, больше всё же интереса и удивления.
…Надеваем ушанки на лоб, чтобы, если стибрить кусок-другой, не запомнили лица.
Варежки бабушкины на красные лапы, — и к тележкам ливерным.

4 комментария для “Анатолий Головков. ПИРОЖКИ

  1. Я бы хотел услышать от обоих Владимиров, которые старше и меня, а тем более обсуждаемого автора — описываемый «весёлый» рынок мог существовать в центре Москвы в 30-е, в 1937? Я не верю.

  2. Между прочим, в так называемых «художественных» фильмах о войне (которые снимают у нас, в России), почему-то совершенно обходят эту тему. Ни слова, ни намёка на какое-то недоедание, вообще, о карточках ничего, их словно не было, или не дай бог, «карточки не отоварены», а месяц прошёл, их можно выбросить. Помню, раз включил телевизор, идёт фильм о войне, смотрю. Все в чистеньких гимнастёрках, сытые с виду, чисто выбриты, обуты хорошо. Сейчас пришла, оказывается, «полевая кухня», все идут за стол, как в пионерлагере… Я выключил. В какой-то газете читаю (о войне) — «хорошо после боя навернуть горячего борща!».
    (Вспоминается старый американский анекдот, как сына миллионера попросили написать сочинение о бедных людях.)
    Нигде не вспоминают, что во время войны во всех жилых домах не работали лифты, что отменены отпуска и выходные дни, не нормирован рабочий день, то есть, начальник может просто сказать — ты куда пошёл, я тебя не отпускал. Да и уйти неудобно, все работают, а ты куда пошёл… Иной раз человек неделями не бывал дома. О горячей воде и не вспоминали, кстати, в кинофильмах ничего нет и про «санпропускники», а ведь они были! Дети 3-5 лет никогда не видели белого хлеба и не знают, что такой вообще бывает. И т.д.

  3. После червёртого курса отменили военные лагеря. Но не отпустили на каникулы, дали выбор: на стройку или … в милицию. В милиции отправили в ОБХСС. Первое задание: считать количество пирожков продаваемых около кино «Ударник» и в других местах нашего района. И так неделю подряд. «Наш» начальник рассказал, что три четверти начинки пирожков — гречка, а не мясо. Через полгода суд, который ничем не окончился. ОбХС-ник сказал, что судья взяла взятку 30 тысяч рублей. Невероятные деньги по тем временам!

  4. Анатолий Головков. ПИРОЖКИ

    Их война озлобила. Безмужичье. Пальцы, стертые в кровь при стирке на доске.
    Еще запах хозмыла в коммуналке, рано улетевшее девичество.
    Эти торговки только при одном виде тебя, — дрожащего, в жалком пальтеце, в ушанке солдатской без звезды, — бранились, гнали прочь.
    Из-за 4-5 копеек, едрёна керосинка!
    А некоторые женщины, часто бездетные, жалели пацанов, угощали просто так.
    Это было наше спасение — от бурчания в животе.
    От ватного языка из-за папирос или махорки.
    От собачьего нюха — потому что есть, кушать — не те слова. Жрать, жрать хотелось всегда!
    Летом жевали хвощи, кислицу, смолу вишневую, воровали на станции жмых для коров.
    Однако же дух от пирожков на морозце — это нечто!
    Только завернул за угол — сразу духмян бух по носу! Аж скулы сводит.
    Новослободская, Таганка, Парк Культуры, на рынках, у любого метро, да по всей Москве.
    Из чего их пекли? А черт-те знает!

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий