Евгений Майбурд. РАБСТВО НЕГРОВ В АМЕРИКЕ.

Отрывки из моей (E.Mайбурд) новой книги, еще не опубликованной.
Мой главный источник: Robert William Fogel, Stanley L. Engehman. “Time on the Cross. The Economics of American Negro Slavery”. 1974.
Это – основательный, хорошо документированный итог длительных и множественных исследований в Национальном и штатных архивах, где хранились, в числе прочего, результаты переписей 1850 и 1860 гг. Также в распоряжении ученых оказались документы Исторических обществ Юга и Севера, где хранились семейные бумаги, деловые документы и завещания крупных плантаторов. Сотни судебных документов были найдены в архивах Генеалогического общества мормонской церкви штата Юта.
Все закавыченные пассажи в настоящем тексте – цитаты из этой книги, если нет других ссылок. Все фразы со словом «предвоенный» относятся к периоду до Гражданской войны.
Второй из главных моих источников: Jeffrey Rogers Hammel. “Emancipating Slaves, Enslaving Free Men. A History of the American Civil War”. 1996 и еще не менее четырех переизданий. В книге объемом около 400 стр. автор уместил громадный материал о причинах, событиях и последствиях Гражданской войны в Америке 1860-65 гг.- как он это понимал. Книга имела очень хорошую прессу. Все рецензенты отмечали два достоинства книги: (1) Объективность — автор не занимает позицию ни той, ни другой из сторон конфликта, и (2) Доскональность — после каждой главы следует основательное «библиографическое эссе», где Хаммел дает обзор всей известной тогда литературы по теме главы, часто со своими оценками той или иной книги.
Интересно, что книге Фогеля и Энгельмана, ее критике в литературе, аргументации критиков и пр. посвящено почти 4 страницы в соответствующем эссе. Если учесть, что обычно каждой из упомянутых в эссе книг достается по нескольку строк, такое внимание к книге Фогеля и Энгельмана выглядит интригующе. И, как увидим, неспроста… Итак…

РАБСТВО НЕГРОВ В АМЕРИКЕ
Хаммел приводит историю (видимо, известную в свое время) — как беглый раб из Кентукки предстал перед мировым судьей в Индиане:
Судья: «Вам было плохо там?» — Раб: «О нет, у меня там была хорошая жизнь» — Судья: «С вами плохо обращались?» — Раб: «Нет. Мы со старым масса были большими друзьями. Вместе рыбачили, охотились». – Судья: «Еда и жилище у вас были хорошие?» — Раб: «Вполне. Свинина, картошка. Патока. У моей маленькой хижины были розы над дверью». – Судья: «Не понимаю. Почему же вы сбежали?» — Раб: «Ну, ваша честь, если появляется возможность, как ее не использовать?».
Отсюда можно видеть: (1) рабство не всегда и не везде означало бесчеловечное отношение к рабу и (2) даже в самых хороших условиях раб ощущал себя в клетке и мечтал быть свободным человеком.
Мы, в России, обычно имели представление о рабстве в Америке по книге «Хижина Дяди Тома». Ее автор, Гэрриет Бичер-Стоу, была аболиционистской. Питалась, в основном, разговорами и слухами в своей среде. Вроде бы, однажды она побывала с недельку у родни в Кентукки, где было рабство… Талантливо написанная книга (типичный роман викторианской эпохи, с непременным хэппи-эндом а ля Диккенс) стала бестселлером на Севере, а на Юге вызвала протесты и насмешки.
Отголоски находим в другой книге: приезжий с Севера спрашивает у южного негра: «Правда, что вас тут собаками травят?» Роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром» был написан в 30-х годах ХХ в.. Правнучка полковника Конфедерации, она с детства слышала рассказы деда и его братьев о прошлых временах.
Обе книги – замечательные литературные памятники — написаны с чужих слов. Но книга Митчелл вообще-то не про рабство. Негры, которые там появляются, – аналог крепостных слуг и домочадцев в домах российских помещиков. Не то у Бичер-Стоу. Эта книга как раз именно и только про рабство. Из нее можно увидеть, какие предрассудки и россказни бытовали в среде аболиционистов.
К примеру, убийца Дяди Тома жуткий Саймон Легри, садист и маньяк, для которого унижение раба гораздо важнее, чем его польза как работника, а покупка новых рабов – выгоднее, чем подержание жизни имеющихся, едва ли может считаться типом обычного рабовладельца. Если такие и встречались когда-то, они разорились задолго до появления на свет будущей г-жи Бичер-Стоу. Да и без этого в книге много «волнительных» моментов. Центральная ее тема – купля-продажа невольников, и всегда поштучно, не считаясь с их семейными или родственными связями. Наверняка такие случаи бывали, вопрос только – как часто и в каком виде?..

Рабство без эмоций
Конечно, система рабства была этически предосудительной для просвещенных людей даже уже в начале XIX в. Прежде же отношение к ней было более спокойным. В конце концов, ведь Библия признавала рабство. Что касается секулярной мысли, то даже Джон Локк, отстаивающий понятие «неотчуждаемых прав человека» и выдвинувший понятие «естественной свободы», в наброске «Конституции Каролины» сделал оговорку о рабстве и был пайщиком в Royal African Company, имевшую монополию на работорговлю. Кстати, Франсуа Вольтер – «совесть нации» — был совладельцем судна, перевозящего рабов из Африки через моря и океаны…
Но здесь мы оставляем в стороне моральные аспекты, чтобы попытаться понять, как и на чем держалась система рабства в Америке, и, прежде всего, что собой представляла эта система.
Начиная с запрещения рабства в штате Вермонт в 1777 г., постепенно так или иначе рабство было ликвидировано почти во всех штатах Севера. В 1800 г. был запрещен законом импорт рабов из-за границы, но не внутренняя торговля рабами. Северные штаты избавились от рабства, продавая своих рабов в штаты Юга. В 1860 г. в южных штатах было примерно 3 миллиона черных рабов (в некоторых источниках указывается цифра около 4 млн).
В терминах экономики, рабы для хозяина были его основным капиталом, а покупка раба — это инвестиция в основной капитал. Естественно, в его интересах было поддерживать свой капитал в рабочем состоянии, а также обеспечивать его воспроизводство. Он должен был тратиться на обеспечение рабов полноценной пищей, одеждой, жилищем, досугом для восстановления сил, лечением при болезнях или травмах…
Сказанное выше есть априорное рассуждение на основе логики экономических категорий и здравого смысла. Однако все это подтверждается эмпирическими исследованиями в книге Роберта Фогеля и Стенли Энгермана, написанной на основе изучения архивов и других уцелевших документов эпохи. Во многом, эти данные относятся к крупным плантациям, от которых уцелели учетные и другого рода документы (письма, записки, дневники…). Крупной считалась плантация с числом рабов от 100 и выше.
Основой рациона рабов были кукуруза и свинина, а вдобавок к этому они получали говядину, баранину, птицу, молоко, репу, сквоши, ямс, тыкву, яблоки, апельсины, персики и все, что произрастало на Юге. Плантаторы также покупали для рабов то, что не росло в тех местах, — соль, сахар, патоку… Реже, но не как исключение, — рыбу, кофе, даже виски (последнее – как поощрение за хорошую работу). Рабы могли также сами пополнять свое меню охотой и рыбалкой.
Хижины рабов, как правило, рассчитаны были на семью — этот институт был очень важным элементом всей системы рабовладения. Для молодняка иногда бывали хижины-общежития – в среднем, человек на шесть. Общим правилом было не создавать излишней скученности – чтобы избежать заражения вшами, блохами и инфекционными болезнями. В этом отношении, рабы жили лучше белых городских рабочих того времени. Калорийность их пищи была на 10% выше, чем у свободных белых. Потребление же мяса составляло 70% от показателя для белых. Потребление молока было меньше, но составляло, в среднем, стакан в день.

Здравоохранение
– Н-да, – сказал кузнец, роясь в ящике с инструментами, – для наших кентуккийских негров хуже ничего быть не может, чем южные плантации. Попал туда – и верная смерть.
– Это правда, мрут они там, как мухи. То ли климата не переносят, то ли от какой другой причины, но убыль в них большая, спрос на такой товар никогда не падает, – сказал Гейли.
Г. Бичер-Стоу. «Хижина дяди Тома»

Поддержание здоровья рабов было «центральной целью» плантаторов, как показывают сохранившиеся документы – инструкции для смотрящих, письма плантаторов и др. записи. В книге Фогеля и Энгемана цитируются письменные указания разных плантаторов, где общим мотивом было: даже при легком недомогании, если не видно явного притворства, лучше дать негру денек полежать. «Небольшой отдых часто сбережет больше, предотвращая серьезное заболевание». На крупных плантациях обычно устраивались больницы. На одной из них, где было 168 рабов, была двухэтажная больница на 8 палат. Практически всегда палаты делились на женские и мужские. Одна комната всегда служила как изолятор, еще одна или больше – для амбулаторного обслуживания. Там были аптеки и разное медицинское оборудование. В других случаях хозяин мог выделить под клинику несколько комнат в своем доме.
Все делалось ради двух целей: (1) хорошее лечение быстрее ставит большого на ноги, (2) избежать заражений здоровых больными. Были плантаторы, которые обязательно помещали в больницу раба, чуть только он занеможет (неизвестно, что с ним – вдруг инфекция?). Мало кто мог позволить себе держать на плантации постоянного врача. Но практически везде была постоянная нёрс (квалифицированная медсестра) и повитуха, обе обычно из пожилых рабынь. Они владели основными процедурами и знанием препаратов. В серьезных случаях к больным вызывали врача, и не было необычным, если плантатор заключал с врачом договор о регулярных посещениях – с оплатой либо оговоренной суммы за год, либо за каждый приезд, в зависимости от серьезности случая. Как правило, врач был тот же, что обслуживал семью плантатора, — иногда то и другое происходило в один и тот же приезд, судя по сохранившимся квитанциям и распискам.
Нужно учесть низкий, по нынешним стандартам, уровень медицины, лекарств и медицинской науки того времени. Это относилось и к выявлению причин заболеваний, и к методам лечения. В арсенале врачей основными методами были кровопускание, вскрытие опухолей и «очистка» (видимо, клизмы). «Такая терапия, вне сомнений, скорее посылала в могилу пациентов, которые выжили бы, будучи избавленными от помощи врачей. В случае болезней, чаще всего поражавших рабов, таких как пневмония и дизентерия, помощь врачей была или бесполезной, или только вредила». Правда, они могли помочь, когда требовалась небольшая хирургия: обработать нарыв, удалить зуб, вправить перелом, наложить шину… Они умели справляться с грыжей (нередкий случай у рабов).
Все описанное здесь (и не описанное) имело еще один большой положительный эффект: особенную заботу плантаторов о гигиене и чистоте. «Не многие вопросы упоминались и подчеркивались в инструкциях для смотрящих чаще, чем необходимость обеспечить чистоту – не только самих рабов, но также их одежды, постелей и жилищ. Смотрящим предписывалось лично следить, чтобы рабы «регулярно чинили одежды и стирали их не реже раза в неделю, чтобы они были чистыми в воскресенье, не слонялись по окрестностям в грязи и лохмотьях»… и т.п.
Особенно выделялась забота о беременных женщинах. «К беременным нужно относиться с большой осторожностью, — писал один плантатор, — пусть делают легкую работу и возле дома». «Легкая работа» обычно исключала значительные физические усилия. В последний месяц беременности работу еще сильнее облегчали, хотя иные плантаторы считали, что беременные могут почти до крайнего срока быть полезными в работе, даже просто выходя в поле и оставаясь там (типа «присмотри», «поди скажи», «позови»…). Тех, кто на сносях, на больших плантациях клали в больницу, и роды принимала повитуха. Но если предвиделись сложности, могли и послать за доктором.
В послеродовой период роженица обычно четыре недели находилась под присмотром повитухи или медсестры, после чего ей две недели давали легкую работу на территории поселка. Кормление ребенка грудью считалось делом важным, поэтому кормящих держали на легких работах в течение года. Детей до шести-восьми месяцев кормили грудью четырежды в день в рабочие часы, а их матерям давали 50-60% от нормальной работы. На остаток года грудное кормление днем делалось двухразовым.
Согласно переписи 1850 г., по причинам, связанным с беременностью, среди рабынь в возрасте от 20 до 29 лет умирала одна из 167. Это было МЕНЬШЕ, чем средняя смертность по тем же причинам среди белых женщин Юга того же возраста. Со смертностью малышей дело обстояло хуже: из тысячи новорожденных негров в 1850 г. умирали на первом месяце жизни 183. Среди белых тот же показатель составлял 146. Это обстоятельство, пишут авторы, дало повод говорить, что с новорожденными рабами обычно обращались плохо. Если так, продолжают они, возникает странный парадокс: с беременными и роженицами плантаторы обращались очень прилично, а с их потомством кое-как?..
Работа с данными демографии не помогла разрешить этот парадокс, пока не выделили различия по климатическим зонам. Когда обратились к показателям только для Юга, выяснилось, что там смертность белых новорожденных в 1850 г. была 177 на тысячу. Показатели усредненные, то есть это почти те же самые 183.

Семья
– Но надругательство над человеческими чувствами, привязанностями – вот что, по-моему, самое страшное в рабстве. Например, когда негров разлучают с семьями.
– Да, это, конечно, ужасно, – сказала изящная дама, разглядывая оборочки на только что законченном детском платье. – Но такие случаи, кажется, не часты.
– Увы, слишком часты! – с жаром воскликнула ее собеседница. – Я много лет жила в Кентукки и Виргинии и столько там всего насмотрелась! Представьте себе, сударыня, что ваших детей отняли у вас и продали в рабство.
Г. Бичер-Стоу. «Хижина дяди Тома»

Основой хозяйственной деятельности больших плантаций были два вида организации: в поле это была бригада, а в остальном — и в основном – семья. Она выполняла три главных функции. Первая: это была единица для распределения пищи, одежды и для обеспечения крова. На плантациях преобладал односемейный дом («хижина дяди Тома»).
Другой функцией было обеспечение дисциплины. Поощрение сильной семьи снижало стимулы для побега отдельных рабов. Де-факто семья владела своим домом, мебелью, утварью, одеждой, участком земли для сада-огорода, мелким скотом (козы, овцы) и птицей – как своей собственностью. Вряд ли рабы могли продавать такие вещи на сторону без разрешения хозяина, но распоряжаться ими в пределах поместья могли по своему усмотрению.
И наконец, семья была главным средством увеличения числа рабов. Забота о беременных и роженицах описана выше. Выращивание детей также было функцией семьи. Правда, пока матери работали в поле, малыши были под присмотром пожилых нянюшек (аналог детских садов). Но это не замещало семьи, а было дополнением к ней. Сказанное подтверждается воспоминаниями бывших рабов, собранными WPA в 1930-х гг.(3) – в основном, они упоминали то, чему учили их родители, и крайне редко называли имена женщин, которые вели «детсады».
Стабильность семей рабов была в числе главных забот. Для сохранения семьи использовалась система назиданий, поощрений и санкций. В числе поощрений были: отдельные жилища для новобрачных, подарки предметов домашнего обихода, премии наличными деньгами. Бывали случаи, когда бракосочетание делалось торжественным ритуалом – в церкви или в доме хозяев. В таких случаях женитьба сопровождалась пиром, подчас по этому случаю объявлялся нерабочий день. Санкции применялись против супружеских измен и разводов. Многие плантаторы считали уместными телесные наказания за измену. Некоторым угрожали плетьми, чтобы предотвратить развод.
Официально закон не признавал браки между рабами, но на плантациях были свои неписаные кодексы – по-видимому, основанные на том, что рабы были частной собственностью своих хозяев.
Как и везде в этих описаниях, мы говорим не о «добрых чувствах» белых плантаторов. Такое не исключалось, когда черные и белые сосуществовали вместе, как заметил Токвиль. Но здесь везде речь идет об экономической выгоде тех, кто владел рабами как капиталом. Имела место двойственная юрисдикция в отношении рабов, и это «не было уникальным явлением на предвоенном Юге». Кстати, подобное имело место в средневековой Европе: законы поместья и законы короны.
Фактически, для большинства рабов релевантными были не законы государства (с которыми они сталкивались крайне редко), а законы плантаций, где протекала их повседневная жизнь. Поэтому нельзя отмахнуться от ПОЧТИ легального статуса семьи рабов – это было реальностью. «В то время как Юг развивал высокоразвитые формы капиталистического сельского хозяйства, и экономическое поведение там столь же сильно, как и на Севере, управлялось стремлением к максимизации прибыли, отношение между классами правителей и управляемых здесь имело отчетливые признаки патриархальности, весьма близко напоминающие то, что наблюдалось в средневековой Европе».
«В отличие от современного типа фабриканта, власть плантатора распространялась не только на ведение бизнеса, но также на регулирование семейной жизни рабов, контроль их общественного поведения, обеспечение их пищей, одеждой и жилищем, заботу об их здоровье и защиту их душ». И при всем том, нельзя забывать о викторианской морали, господствующей среди плантаторов. Это также относилось к стабильной семье и ограничениям сексуальной активности вне семьи. «Здесь практика хорошего бизнеса совпадала с моральностью».
Наивно было бы предполагать, конечно, что все 100% плантаторов и смотрящих были идеальными викторианцами в вопросах морали и семьи. Наверняка среди них бывали такие, кто искал секс на стороне. Заводили любовниц и содержанок, совращали девочек-подростков, нанимали проституток. Такие вещи бывали и на Юге, и на Севере, а на Юге сексуальная эксплуатация распространялась как на черных, так и на белых женщин. Вопрос не в том, существовала ли эксплуатация черных женщин, а в том, была ли она такой частой, что разрушала черные семьи. Или, иначе: можно ли считать, что степень эксплуатации черных женщин была выше, чем белых женщин? «Ибо, притом, что сексуальная эксплуатация белых женщин была делом обычным, мало кто заходит так далеко, чтобы утверждать, что это разрушало институт белой семьи».
Критики рабства отвечали на наш вопрос положительно. Они приписывали плантаторам и смотрящим превращение плантаций в свои гаремы. А как же? Коли закон этого не запрещал, значит так оно, скорее всего, и было! К тому же, по их представлениями, черные женщины вообще более разнузданы и меньше склонны сопротивляться сексуальным домогательствам мужчин – белых или черных. Больше того, сексуальная эксплуатация белыми, разрушавшая черные семьи, имела еще один аспект: умножение рабов. И потому хозяева поощряли промискуитет среди черных. Все это уводило сексуальную эксплуатацию черных женщин далеко за пределы того, что происходило с белыми женщинами.
Такие представления бытовали на Севере.
Прямых свидетельств сказанному не было. Но были рассказы путешественников о том, что они слыхали. Кто-то хвастался, что увеличил число своих рабов, наделав много детей от рабынь. Другой сам видел, как белый заботливо относился к мулату – значит, это был его сын. И т.п. и т.д.
Однако ж, даже если такое и бывало, подобных устных рассказов недостаточно, чтобы вывести общее правило для всего многомиллионного населения. «Распространенность мулатов убедила не только предвоенных северян, но и нынешних историков, в том, что на каждый выявленный случай эксплуатации приходится тысяча скрытых случаев». Да и путешественники свидетельствовали о большом количестве мулатов разных оттенков на Юге – от почти черных до почти белых. Может, даже и не врали путешественники, да только какова цена их рассказам в статистическом смысле?
Выясняется, что распространенность мулатов была неодинаковой. Главным образом они встречались в городах, и особенно среди свободных негров. По переписи 1860 г., в городах были мулатами 39% свободных негров и 20% рабов. Так что, в городах один из четырех негров был мулатом. А среди сельских рабов (95% всего черного населения) в 1860 г. мулатов было только 9,9%. Едва ли это поддерживает легенду о повсеместной сексуальной эксплуатации рабынь на плантациях. Тот факт, что за 230 лет контактов белых с черными (с 1620 г.) мулаты в 1850 г составляли только 7,7% рабов, говорит о том, что в одном отдельно взятом году от белых отцов рождалось ничтожно мало рабов.
Правда, за 10 лет, к 1860 г. процент мулатов вырос до 10,4%. Но нужно помнить, что мулаты рождались не только от бело-черных союзов, но часто от мулатов с мулатками. По общему определению, человек у которого была примесь 1/8 черной расы считался мулатом. Естественно, рожденный от двух таких родителей тоже был мулатом.
Итак, в литературе бытовала презумпция, что коли закон не запрещает белому соблазнять рабынь, он всегда будет пользоваться своим правом. Иначе говоря, хозяева и смотрящие могли склонять рабынь к сексу в любой момент по своей потребности. Удовольствия много, а цена удовлетворения похоти незначительна.
Последнее совершенно неверно: цена была очень высока. Во-первых, и это главное, совращение дочери или жены раба надолго (если не навсегда) подрывало дисциплину, которой плантаторы очень дорожили как фактором производительности труда и общего порядка в хозяйстве. Это не только вызвало бы озлобление и разлад в семье, но опустило бы авторитет плантатора — как Хозяина и как человека. Во-вторых, на кону была его репутация в обществе. Он мог бы принять меры, чтобы происшедшее не стало известно в его доме, но не мог бы помешать сплетням и перешептываниям между рабами — своими и соседних плантаций. Его соседи скоро бы все узнали.
А главное, если плантатору нужен был секс на стороне, во всех отношениях удобнее для этого был город. Там всегда широкие возможности выбора — от постоянной связи до борделей и проституток. И гораздо легче все скрывать. Авторы показывают на цифрах, что собственник даже 50 рабов был достаточно богат, чтобы обеспечить в городе содержанку (белую или черную), не имея проблем у себя в поместье.
Что касается смотрящих, то с ними было еще хуже. Один случай такого рода мог стоить человеку места. И пуще того, ему практически невозможно было найти равноценную работу в других местах, ибо его поведение являло неспособность держать себя в руках. «Никогда не нанимайте смотрящего, который вязался с черными женщинами, — писал своим детям один старый плантатор. – Помимо моральной стороны, в этом столько зла, что и не перечислить».
Были ли элементы расизма в этом аспекте жизни? Наверное, на Юге что-то такое имело место, хотя на первом месте мы видим рациональный расчет плантаторов. Гораздо более подозрительны тут северяне. Приписывание черным женщинам склонность к разнузданному поведению более высокую, чем у белых, было явным проявлением расистских предрассудков. Ни на чем ином такое мнение базироваться не могло ввиду отсутствия каких-либо исследований. Еще интереснее их домыслы о «гаремах» и подобных вещах. Едва ли будет преувеличением объяснить такие домыслы собственной сексуальной озабоченностью кое-кого из северных доброхотов «несчастных чернокожих». Не совсем здоровый интерес к якобы повышенной сексуальности и податливости черных рабынь – как эффект «запретного плода».

Работорговля
Было два типа рынка рабов: рынок купли-продажи и рынок найма на работу.
Покупали те, кому нужен был труд на долгий период времени. Иначе не оправдывали бы себя расходы на содержание рабов. Те же, кому-то нужна была рабочая сила для выполнения краткосрочных или просто одноразовых работ – на день, неделю, месяц или год, — прибегали к рынку найма.
Изучение работорговли в штате Мэриленд в период 1830-40 гг. показало, что за это время ежегодная продажа составляла менее 2% от популяции рабов. Если экстраполировать эту пропорцию на общенациональный уровень, тогда получится, что в период 1820-60 гг. продажа рабов составила около 50 тыс. чел. в год. Другими словами, в среднем, ежегодно продавал одного раба один из 22 владельцев. По грубой оценке, треть случаев продаж приходилась на поместья, где умирал хозяин.
При этом, крайне редко случалась продажа тех, кто родился в данном поместье. Такие выводы были получены из анализа данных о рождении, покупках и продажах по документам 19 плантаций с общей популяцией в 3,9 тыс. рабов. За 90 лет до 1865 г. с этих плантаций было продано всего семь рабов, из которых было шесть купленных и лишь один, родившийся там. За указанный период на этих плантациях родились 3,3 тыс. рабов, так что соотношение проданных к рожденным составляет 0,2%. Определенно в изученных поместьях не растили рабов, чтобы наживаться на их продаже.
Откуда же возникал рынок купли-продажи? Из того же исследования документов Мэриленда стали известны причины для примерно половины всех продаж рабов. Продавались вследствие распада хозяйства после смерти хозяев, чьи наследники не хотели или не умели продолжать бизнес отцов. В таких случаях проще всего им было предложить «товар» соседям, и если кто-то проявлял интерес, не исключена покупка семьями. Оставшихся рабов продавали посреднику типа м-ра Гейла (из той же знаменитой книги), который увозил их в город на аукцион. Можно полагать, что в таких случаях разлучение семей могло иметь место, возможно даже, в значительном числе случаев. Но детей продавать отдельно от матери разрешалось только с подросткового возраста. Так что история в книге Бичер-Стоу о продаже 4-летнего сына Элизы – это то, чего быть не могло.
О происхождении другой половины числа проданных рабов данных практически нет. Наверняка случались банкротства и другие финансовые затруднения (как в истории м-ра Шелби в книге Бичер-Стоу). Но такие случаи были крайне редки в сельском хозяйстве, и это могло составить ничтожную долю от половины всех продаж в штате. Судить можно только по выявленным отдельным случаям. Продавали раба, который не мог или не хотел приспособиться к работе на данной плантации. Иногда сам раб просил продать его, чтобы он мог воссоединиться с семьей. Кто-то явно предпочитал работать на одного хозяина в полную силу, а на другого работал с прохладцей, — его тоже продавали. Некоторые продажи требовались государством – например, если раб был осужден как преступник, его следовало продать в другой штат. Даже осужденных за тяжкие преступления не казнили — чтобы не терять капитальную ценность, — а осуждали на краткие сроки тюрьмы (примерно шесть месяцев) плюс порка, клеймение и продажа за пределы штата, а иногда — страны. Даже многим из схваченных живыми участников кровавых беспорядков Ната Тернера казнь заменили высылкой из страны.
Теперь о рынке другого рода. Действительно, широкий рынок найма рабов существовал как развитый институт. Историки знают об этом, но придают мало значения: для них главное — разделение семей при продажах! Наем рабов очень похож на наем свободных людей, и потому его обычно рассматривают как побочное явление системы рабства.
Сходство действительно есть, но это не было явлением случайным, малозначительным и малочисленным. Особенно сказанное справедливо применительно к рабам, овладевшим ремеслом (плотники, каменщики, механики, кузнецы…), которые подчас нанимались сами и действовали точно так же, как их свободные коллеги. Сами давали объявления, сами заключали контракты, сами получали плату и платили долги, сами обустраивали свои жилища и помещения для бизнеса. По данным переписей, в 1860 г. около 31% городских рабов работали по найму. А кое-где, как в Ричмонде их доля превышала 50%. В сельских местностях, конечно, меньше: около 6%. В среднем, в расчете на всю работоспособную массу рабов, в каждый момент времени доля наемных из них составляла не менее 15%. Число сделок о найме в пять раз превышало число сделок о продаже.
И все это совмещалось с системой рабства, потому что часть своего заработка раб платил своему хозяину. Так что очень мало правдоподобен описанный Бичер-Стоу случай, когда хозяин забрал своего раба (мужа Элизы) с фабрики, где он успешно работал и даже изобрел какое-то приспособление, — только из-за своего расизма (как это так, чтобы раб держался с таким достоинством!), и вернул его работать у себя в поле. Определенно, на фабрике юноша Джордж получал приличную плату, и его выплата хозяину была много больше, чем его отдача от работы в поле. Да и не мог не понимать тот хозяин, что привел к себе на поле явного кандидата на побег… Конечно, всякое могло быть, но эта история опять-таки смахивает на плод фантазии предубежденной аболиционистки…
Сделки с нанимателями заключались или самим рабом, или его хозяином. О широком масштабе этого рынка труда говорит факт существования посреднических компаний, предлагавших услуги по отысканию партнеров для разных случаев. В одном только Ричмонде было девять таких агенств.
Контракты бывали кратковременными или долговременными. В первом случае могли понадобиться специалисты для ремонта дома или других построек, устройства заграждений и другого рода разовых работ. Кроме того, некоторые виды бизнесов имели сезонные колебания. Иногда дополнительные руки требовались на фермах в страдную пору сбора урожая.
Долговременные контракты обычно заключались на год. Рабы работали на лесопильнях, угольных шахтах, каменных карьерах, текстильных фабриках, речных судах, скотоводческих фермах и железных дорогах. В иных случаях раб мог нанимать себе рабочих и фактически становился предпринимателем.
«Типовой» контракт о найме был весьма детализирован по части обязательств нанимателя. Они включали заботу об адекватных жилищных условиях, пище, одежде и медицинском обслуживании раба. Нередким было условие обеспечить раба новой одеждой и обувью по окончании контракта. Также наниматель нес полную ответственность, если раб сбежал или погиб по его вине. По фрагментарным свидетельствам судя, смертность среди нанятых рабов была не выше общего показателя для рабов того же возраста.
Определенно, черным рабам был закрыт доступ к образованию и ряду профессий, таких как юристы, например, или врачи. Однако все, что рассказано до сих пор, не соответствует распространенному предрассудку, что статус раба исключал возможность для черных приобрести трудовые навыки, умения и самодисциплину, требуемые в свободном обществе. Известны единичные случаи, когда рабы выступали как архитекторы и инженеры.
В книге Джеффри Хаммела описан ряд экзотических случаев. Раб Чарлз Болл в г. Саванна, Джорджия, вел свое хозяйство и арендовал у своего хозяина негров-рабов за 250 долл. в месяц. Раб Саймон Грей служил капитаном речного корабля, сам нанимал и оплачивал команду (и белых, в том числе), был вправе иметь при себе огнестрельное оружие и перевозил большие суммы денег.
Известны были также свободные негры, у которых были свои рабы.
Самовыкуп существовал. Более распространенным он был в штатах Верхнего Юга. Эта практика особенно распространилась после обретения независимости США. С 1790 до 1800 гг. число свободных негров удвоилось. «При таких темпах, к 1860 г. все негры в стране были бы свободными», — цитрует Хаммел одного ученого. Однако постепенно самовыкуп был запрещен – в разных штатах в разное время, особенно после кровавой оргии Ната Тернера (август 1831 г.), участие в котором приняли многие свободные негры.
(Продолжение следует)
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Так практически все негры произносили слово master – хозяин. Обычно в текстах и даже в книгах («Приключнния Тома Сойера» и др.) авторы сохраняли это произношение.
2 Выбран такой перевод слова overseer вместо слова «надсмотрщик», вызывающего ассоциации с образами Самбо и Квимбо, садистами и дебилами на службе у Саймона Легри. Они столь же отвечают реальности, как и названный персонаж.
3 Work Progress Administration – основана в 1935 г в рамках Нового Курса ФДР для обеспечения работой низкоквалифицированных людей в период Великой Депрессии. Администрация также организовала массовый опрос американцев – свидетелей Гражданской войны, включая негров, об условиях предвоенного и военного периодов.