метались по небу и были едва видны
созвездия, я, словно мальчик, присел на колени
моей страны.
Казалось, что мир, разучившись держаться прямо,
как пьяный прохожий, качнувшись, валится с ног.
Я спрашивал полуиспуганно: «Что это, мама?».
Она отвечала: «Не бойся. Поспи, сынок».
Огни танцевали, от взрывов дрожали стекла,
река задыхалась меж давящих берегов,
и серое тело асфальта насквозь промокло
от крови и от снегов.
Ломалась и рушилась прежних времен программа
от вируса безысходности и тоски.
Я спрашивал: «Это смерть подступает, мама?».
Она отвечала: «Сыночек, надень носки».
Секунды лохматились от бесконечной кройки,
фрагментами тела чернели обрубки вех.
Страна умирала на белой больничной койке,
задрав подбородок вверх.
Одни лишь глаза цеплялись за жизнь упрямо,
белея в чернильном сумраке, словно мел.
Я спрашивал: «Мама, чем мне помочь тебе, мама?».
Она отвечала: «Сыночек, а ты поел?».
Большое спасибо!
Михаил Юдовский
В одну из ночей, когда беспокойно тени
метались по небу и были едва видны
созвездия, я, словно мальчик, присел на колени
моей страны.
Казалось, что мир, разучившись держаться прямо,
как пьяный прохожий, качнувшись, валится с ног.
Я спрашивал полуиспуганно: «Что это, мама?».
Она отвечала: «Не бойся. Поспи, сынок».
Огни танцевали, от взрывов дрожали стекла,
река задыхалась меж давящих берегов,
и серое тело асфальта насквозь промокло
от крови и от снегов.
Читать дальше в блоге.