ЖДИ МЕНЯ

9 мая 1998 года по первому каналу российского телевидения шла программа Александра Любимова «Взгляд», посвящённая Дню Победы. Гостем программы был литератор и журналист, сын известного советского писателя К.М.Симонова.

Ведущий задал вопрос:

— Скажите, пожалуйста, почему популярные стихи вашего отца «Жди меня» не стали песней? Есть ли у вас объяснение?

— На эти стихи было написано не менее двадцати пяти мелодий, — ответил А.К.Симонов, — но ни одна не прижилась, не была адекватна стихам. Поэтому стихи отца так и не стали песней.

Я сорвался с места и бросился к телефону (передача была в прямом эфире, и ведущий заранее сообщил номер телефона студии.) Линия долго была занята, а когда я дозвонился, передача уже закончилась. Мне ответил женский голос. Это была помощница А.Любимова, звали её Гаяна (она тбилисская армянка, очень милая девочка, её видно на экране, за столом справа от ведущего.)

— Гаяна, что значит — не стали песней? Стали, есть, существует такая песня, её поёт целый народ, целая страна!

Я вкратце рассказал Гаяне историю израильской песни «Ат хаки΄ ли» («Жди меня»).

— Напишите, пришлите мне эту историю по почте, я передам письмо Алексею Кирилловичу, — сказала девушка.

Я отправил в Москву письмо и кассету с записью израильской песни. Всё дошло до адресата, завязалась переписка и дружба с семьёй Симоновых.

Вот мои письма. Мне кажется, что история, рассказанная в них, представляет интерес.

Первое письмо:

9 мая 1998 года.

Уважаемый Алексей Кириллович! Очень жаль, что мне не удалось дозвониться до «Взгляда» во время передачи: телефон был постоянно занят. После Ваших слов о том, что стихи Вашего отца остались лишь стихами и не поются, я стал набирать номер студии, но…

А вот Вам и история — трогательная, удивительная история, связанная со стихами К.М.Симонова.

Герой моего рассказа родился в Вене в августе 1921 года. Звали его тогда Соломон Дойчер.

После Anschluß´а, в 1938 году, небольшой группе еврейских парней и девушек удалось на маленьком судёнышке отплыть от Вены, спуститься по Дунаю в Чёрное море, оттуда через проливы и Мраморное море пройти в Средиземное море и причалить к берегу подмандатной Палестины. Среди этих ребят был семнадцатилетний Соломон Дойчер. Юноша решил, что он обязан на время забыть языки своего детства – немецкий и идиш – и очень быстро овладел ивритом и английским.

В 1939-ом началась Вторая мировая война. В составе британской армии была создана еврейская бригада, и Соломон Дойчер стал солдатом. С еврейской бригадой он прошёл по дорогам войны, день Победы встретил в Италии.

В 1943 году произошёл случай, повлиявший на всю его дальнейшую жизнь и, в некоторой степени, на судьбу его (а потом и моей) страны.

Солдат Соломон Дойчер собирался на дежурство. Он взял со стола книжицу, чтобы на посту, если будет свободное время, почитать. Придя на пост, он открыл книжку и на титульном листе прочитал название. Это были «СТИХИ О ЛЮБВИ» русского поэта Константина Симонова в переводе на иврит Авраама Шлёнского. (Я хорошо знаю иврит и могу засвидетельствовать, что перевод абсолютно точно передаёт силу, поэтичность и дух подлинника). Первым стихотворением в сборнике было «Жди меня». Можно себе представить, какое впечатление эти слова произвели на молодого воина, оставившего в оккупированной нацистами Вене маму, отца, родных: «Жди меня, и я вернусь. Только очень жди…»

У Соломона Дойчера был (и сохранился) хороший голос. (После войны, в Италии, ему предложили остаться в Милане и стать солистом театра La Scala, но Соломон Дойчер отказался, сказав, что мечтает стать крестьянином на Земле Израиля.) Во время того памятного дежурства родилась песня.

Однополчане сразу оценили и слова, и мелодию. Песню полюбили. В перерывах между боями Соломона Дойчера перевозили вдоль линии фронта, доставляли в госпитали, и под аккомпанемент аккордеона он пел воинам (а ведь у каждого где-то остались родители, любимая девушка или жена): «Жди меня, и я вернусь». Песня стала гимном еврейской бригады, а автор и исполнитель приобрёл популярность, сравнимую со славой Леонида Утёсова и Клавдии Шульженко. Записали пластинку — сначала на иврите, а потом, когда стихи перевели на английский язык, Соломон Дойчер напел песню и по-английски. Солдаты американской и британской армий запели на родном языке симоновские строки, переложенные на музыку солдатом еврейского ополчения.

А в 1944-ом году произошло ещё одно событие. Во двор римской синагоги вошёл американский офицер, зашёл помолиться. У входа стояла плачущая женщина. Американец обратился к ней на идише. Он спросил: «Почему вы плачете? Война, можно считать, закончилась, теперь Бог поможет нам». «Бог не может мне ничем помочь, — ответила женщина. — Моего мужа немцы убили на моих глазах, а сын ушёл из дому ещё в тридцать восьмом, и с тех пор я о нём ничего не знаю.»

Слово за словом, и оказалось, что собеседники — родные тётка и племянник. Две сестры, уроженки польского местечка, после Первой мировой войны покинули родные места, одна вышла замуж за австрийского еврея и уехала в Вену, вторая вышла замуж за американца и отправилась за океан. После прихода к власти нацистов связь между ними прервалась. Офицер оказался сыном родной сестры.

Он забрал женщину к себе. «Как звали твоего сына, который ушёл из дома в тридцать восьмом году?» — спросил тётку племянник. «Соломон Дойчер,» — ответила она. Имя автора песни «Жди меня» было ему известно.

Он ничего не сказал ей, опасался, что может оказаться совпадение: мало ли Соломонов Дойчеров среди еврейских солдат! — и имя, и фамилия довольно распространённые. Связался по телефону с командованием еврейской бригады, выяснил время и место выступления группы самодеятельных артистов.

— Поехали! — сказал он тётке.

Объявили номер. И имя, и фамилия певца были ей незнакомы. (К тому времени Соломон Дойчер сменил и имя, и фамилию. «Соломон» по-библейски «Шломо», а фамилию он себе выбрал «Дрори», что означает свободный.) Да и иврита, на котором говорили со сцены, она не понимала.

Мать не узнала сына. Со времени их расставания прошло восемь лет — да каких! Юноша повзрослел, возмужал, одет он был в форму — таким она его никогда не видела. А он посмотрел в зал и в первом ряду увидел маму. Перекрывая звучание вступительных аккордов, он закричал и бросился вниз со сцены.

Их окружили. Плакали все — и зрители, и артисты. И тогда, преодолевая рыдания, Шломо Дрори вернулся на сцену и запел. Он пел, обращаясь к матери, но она не понимала слов. Рядом с ней сидел другой еврейский солдат и переводил ей на идиш текст песни: «Жди меня, и я вернусь. Только очень жди.» Солдат переводил слова песни и повторял: «Он сочинил её для тебя, он знал, что найдёт тебя.» (Он обращался к ней на «ты», потому что на иврите нет обращения «вы» в единственном числе; даже с Богом евреи разговаривают на «ты».)

Вот, в общем-то, и вся история.

Когда в 1971 году я приехал в Израиль, первая пластинка, которую я купил, была запись певца Арика Лави с песней «Жди меня». Мои сыновья (десяти и пяти лет) быстро освоили иврит, но и русского не забыли; они пели эту песню и по-русски, и на иврите. Никогда мы не интересовались, кто сочинил мелодию, пели — вот и всё.

Однажды по телевидению шла передача об артисте Камерного театра Йосе Ядине, который начинал свою актёрскую жизнь на любительской сцене во время войны. В телевизионной программе участвовали его однополчане. Ведущий Амос Эттингер рассказал историю песни «Жди меня» и объявил, что автор и первый исполнитель Шломо Дрори пришёл в студию и сейчас споёт её для своего фронтового друга. Я не поверил своим ушам. А объектив тем временем поплыл в сторону, и на экране появилось лицо моего доброго друга, с которым я много лет бок о бок проработал на химическом комбинате Мёртвого моря — и не знал, что он сочинил мою любимую песню. Я бросился к тумбочке, взял в руки пластинку. «Жди меня», — было написано на ней. «Стихи К.Симонова, перевод на иврит А.Шлёнского, музыка Ш.Дрори.» Всё верно.

На следующий день я встретил Шломо на заводе, обнял его, расцеловал, спросил, знает ли он историю создания стихотворения. Нет, он ничего не слыхал ни о Симонове, ни о Серовой. Я разыскал в альбоме открытку В.В.Серовой, переснял из книги портрет К.М.Симонова — и подарил Дрори.

Вот как сложилась его судьба. Вернувшись с фронта, он участвовал в подготовке к Войне за независимость — был инструктором по подрывному делу. Англичане разыскивали его, сулили за его голову внушительные суммы. Его не выдали.

Во время войны Шломо подружился с начальником Генерального штаба Мордехаем Маклефом, и когда тот вышел в отставку и получил новое назначение — занять должность Генерального директора химического комбината Мёртвого моря, он забрал Шломо с собой.

Дрори проработал на заводе до пенсии, но потом не захотел сидеть дома без дела; он создал музей Мёртвого моря и стал его смотрителем. Каждый день к нему приезжают десятки посетителей, и он рассказывает им удивительную историю о том, как еврейский юноша Моисей Новомейский из прибайкальского города Баргузина решил осуществить мечту Теодора Герцля и создать промышленность в мёртвой степи на берегу Мёртвого моря, где до него не было ни одного поселения, ни единого домика или хижины, ни одного человека. Сейчас здесь горят заводские огни, зеленеют пальмы, гостиницы и здравницы принимают ежегодно сотни тысяч посетителей и туристов. «А началось всё это в начале века в Сибири,» — говорит Дрори, и глаза его светятся счастьем.

В 1987 году, когда в СССР началась перестройка и в Израиле появились первые туристы из Советского Союза, сотрудники еврейского агентства Сохнута спросили, соглашусь ли я, если понадобится, принимать на комбинате русскоязычных посетителей. Я, естественно, согласился. Как-то встретил Шломо. «Завтра у меня будут гости из России,» — сказал я. «Привези их ко мне в музей, — попросил Шломо. — Я хочу посмотреть им в глаза.» Я пообещал.

От проходной нужно ехать на север вдоль берега Мёртвого моря — минут 20-25. Я взял в руку микрофон и стал рассказывать историю, услышанную в телевизионной передаче. Меня слушали внимательно. Закончив рассказ, я сказал, что захватил с собой кассету с песней «Жди меня».

«Хотите послушать?» «Хотим, хотим, поставьте!» — попросили гости. Зазвучала песня. Она закончилась, мы подъехали к музею. Нам навстречу вышел невысокий седой мужчина с молодыми глазами. «А вот и герой моего рассказа,» — представил я Шломо Дрори. Были объятия, слёзы, расспросы. Мы поднялись в музей, и Шломо впервые рассказывал туристам из России о чуде, которое свершилось на этой древней земле. Он говорил на иврите, я переводил.

Вот уже 11 лет я с удовольствием привожу в музей туристов из бывшего СССР. Все годы я ношу с собой кассету с песней Шломо Дрори на стихи Константина Михайловича Симонова «Жди меня», и мои гости наслаждаются, слушая её в туристических автобусах, идущих вдоль побережья Мёртвого моря — 411 метров ниже уровня мирового океана. Мне жаль, что среди них не было К.М.Симонова.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭТОЙ ИСТОРИИ ВЫ МОЖЕТЕ ПРОЧИТАТЬ НА МОЁМ САЙТЕ www.iliavoit.narod.ru

Вот адрес рассказа о Шломо ДРОРИ и о его песне «Ат хаки ли» («Жди меня») с фотографиями, аудиозаписями и видеоклипами —
http://www.iliavoit.narod.ru/books_ilia/book004/book004b.htm