Андрей Донатович Синявский играл в русской (подсоветской, антисоветской) литературе исключительно важную роль преступника. Когда Мандельштам делил литературу на «мразь» и «ворованный воздух», он имел в виду не только и не столько лояльность — мало ли талантливых людей имели опыт доверия к государству и сотрудничества с ним, начиная с Пушкина и кончая Горьким! И большинство в этом опыте разочаровались, и ничего страшного — соблазн «труда со всеми сообща и заодно с правопорядком» знаком большинству детей из хороших семей, тут действительно что-то семейное. Но просто есть литераторы, которым надо непременно стоять на платформе, иметь цельное мировоззрение, ощущать себя продолжателем традиции,— неважно какой, хоть революционной,— а есть писатели с мироощущением преступника, делающего нечто незаконное, расширяющего границы общественного терпения или даже вовсе отрицающего норму. И у Синявского такое мировоззрение было с самого начала, задолго до того, как его посадили,— «Суд идет» был вообще первой написанной его повестью, и суд шел, и в 1965 году, когда Синявского арестовали по дороге на работу, всего лишь материализовался.
Читать дальше здесь:
Замечательный текст Дмитрия Быкова к 95-летию со дня рождения Андрея Синявского
Андрей Донатович Синявский играл в русской (подсоветской, антисоветской) литературе исключительно важную роль преступника. Когда Мандельштам делил литературу на «мразь» и «ворованный воздух», он имел в виду не только и не столько лояльность — мало ли талантливых людей имели опыт доверия к государству и сотрудничества с ним, начиная с Пушкина и кончая Горьким! И большинство в этом опыте разочаровались, и ничего страшного — соблазн «труда со всеми сообща и заодно с правопорядком» знаком большинству детей из хороших семей, тут действительно что-то семейное. Но просто есть литераторы, которым надо непременно стоять на платформе, иметь цельное мировоззрение, ощущать себя продолжателем традиции,— неважно какой, хоть революционной,— а есть писатели с мироощущением преступника, делающего нечто незаконное, расширяющего границы общественного терпения или даже вовсе отрицающего норму. И у Синявского такое мировоззрение было с самого начала, задолго до того, как его посадили,— «Суд идет» был вообще первой написанной его повестью, и суд шел, и в 1965 году, когда Синявского арестовали по дороге на работу, всего лишь материализовался.
Читать дальше по ссылке в блоге.