Автор: В последних по коридору, ближайших к уборной, комнатах жили сестры Коган. Рита Ноевна, Стира Ноевна, Лина Ноевна и Евгения Ноевна. Их обширная площадь имела странную конфигурацию с окнами куда-то на лестницу, причем не этого дома (№7 по Столешникову переулку). Вообще казалось, комнаты Ноевен выходят за пределы коридора квартиры №8 (коридорная система, бывшие так называемые «меблирашки»). Все сестры Ноевны за исключением Жени, сохранили свое девство. Евгения же Ноевна родила двух сыновей от мужа-мгбшника Дикарева. Шурик и Дима их звали, а отец их подполковник МГБ Сергей Дикарев при мне уже не жил… Лина была женщина-гном, ростом примерно метра полтора. Такой же малышкой была стремительная Рита, большая шишка. То ли главный инженер, то ли замдиректора электролампового завода. Стиру и Женю лично я не различала. По-моему, они были близнецами. Сестры-близнецы Коган носили на своих одинаковых седых головах сеточки. Я любила к ним ходить, меня там угощали чаем с вишневым вареньем.
(Комнаты, образующие всю эту коридорную систему, я буду называть квартирками. Изолированные друг от друга (общие только два сортира и телефон), каждая имела свою кухоньку, а одна – даже ванну.)
Дальше жила Котова. Злобная и тупая пожилая баба. Ее семья ограничивалась котом. Кот, хотя и простецкий, полосатый, казался мне зловещим и загадочным. Уходил, приходил, когда вздумается. Любил сидеть на подоконнике в коридоре – напротив каждой квартирки по коридору располагались окна. Кот сидел на «своем» подоконнике и преступным глазом провожал всех, следующих в уборную (по стенам – галерея персональных стульчаков).
Следующей шла квартирка Ривлиных, Раисы Яковлевны и старичка Якова. Дряхлый Яков был не отцом бойкой Раисы, как легко можно предположить, а мужем. Ходил всегда в белье и шептал под нос какие-то еврейские проклятья. У них была дочь Маринка и внучка. И пианино. Маринка с ребеночком жили отдельно, и Раиса в виде некой замещающей эмоции любила меня. Внучку к ней привозили очень редко, видать, из-за непредсказуемого деда. Мне разрешалось сидеть и барабанить по клавишам часами. Мне казалось, я играю дивную, нечеловеческую музыку.
А уж за этим концертным залом размещалась моя бабушка, Елена Сергеевна Ар… то есть Ор… то есть Ма… В общем, бабушка сменила множество фамилий. Она являлась, безусловно, центром коммунальной вселенной. Во-первых, Леночка шила. И все бегали к ней починить, подрубить, перелицевать. Всеобщая бедность не позволяла женскому контингенту коридорной системы на задах магазина «Советское шампанское» костромить себе какую-то новую одежду. Новьем бабушка обшивала только меня, одевала, что называется, как куколку. (Соседка моего дедушки – по ряду причин живущего отдельно от бабушки – говорила: Аллочка у вас всегда одета В ТАКТ.) Во-вторых, по свидетельству очевидцев, бабушка была красавица и обладала лютым темпераментом. Так что могла с большим толком и эффективностью давать тому же дамскому контингенту бесценные советы по интимной части в режиме нон-стоп. А в-третьих, она с детства дружила с Лялей Черной. Так что в бабкиной квартирке (комната, перегороженная фанерой, что в сумме давало одну светлую и одну темную, итого две комнаты) – вечно тусовался «Ромэн» в одном флаконе с МХАТом, т.к. Ляля, разведясь с Мих.Мих. Яншиным, продолжала с ним дружить, да и вновь замуж вышла за великого мхатовца Хмелева. Под розовым абажуром, в слоистом дыму «Беломора», сиживали Андрей Старостин, безрукий Иосиф Дик, разумеется, текущий муж Ляли Николай Хмелев, Коля Сличенко и другие селебрити.
Так что моя баба Лёля, урожденная Левисон и далее со всеми остановками Орлова, Гольдер, Маркова, Арутюнова – была уважаемой и вполне прославленной жиличкой. Разумеется, я к ней еще вернусь.
За бабкой следовала площадь Самариных: старуха Прасковья Ивановна (в клетушке с иконами), ее сыновья – очень красивый, похожий на Олега Стриженова туберкулезный Женя и прилично пьющий Коля с женой Галей (рабочая кость) и их дочками Людкой (моей ровесницей) и совсем крошечной Валюшкой. Мои туда визиты не одобрялись по причине туберкулеза дяди Жени. Но не строго, а так, спустя рукава. Не будет же бабушка отслеживать мои перемещения по коридору, азартно пьянствуя водку с цыганами.
Кстати, единственная в квартире ванна была именно у Самариных. Правда, по приказу матриарха семьи Прасковьи Ивановны ее зашили досками и превратили в кухонный стол.
Последним в этой солнечной коридорной системе было самое интригующее жилище – старичков Щукиных: «СКЛЕЙКА ФАРФОРА И КУКОЛ НА ДОМУ». Сами смахивающие на кукольных персонажей, румяные Мария Владимирована в мелких буклях и синей шелковой пижаме и Михаил Владимирович, похожий на нее до смешного. У них была одна большая и светлая комната со старинной мебелью и альков-спальня. Все плоскости в комнате занимали волшебной красоты битые статуэтки, фарфоровая посуда, а также антикварные куклы с фарфоровыми личиками немного даунского характера. Чуть раскосые глазки в шелковых ресницах, одутловатые щечки, пухлые губы… Красота, от которой спирало дыхание. Тончайшей выделки фарфоровая флора на супницах и чашках. О!
У Щукиных имелась дочь Нелька, блондинка по торговой части и сын Анатолий.
Считалось и внедрялось в умы младших поколений, что артист Анатолий Щукин – это тот самый народный Щукин, который всю жизнь играл Ленина, чем и прославился в веках. Анатолий Михайлович Щукин действительно был артистом. Но он НИКОГДА не играл Ленина. Он играл во всякой ерунде и озвучивал мультфильмы. Почему коридорной системе так хотелось, чтобы ИХ Щукин был тем самым? Почтение и желание приобщиться к великому религиозному ленинскому мифу? Вряд ли. Евреи-интеллигенты Коганы, Ривлины, тоже евреи, но местечкового накопительского дискурса, моя распутная бабка, невнятная Котова на опухших ногах, чей феодальный уровень понимала даже трехлетняя я, Самарины, озабоченные исключительно туберкулезом красавца Жени… Не понимаю.
Моя мама (так называемая Нинка, как говорил мой дед: «Нинка – толковая девка»), Коля и Женя Самарины, Шурик и Дима Дикаревы, Маринка Ривлина, Нелька и Толя Щукины (этот постарше) – были детьми коридорной системы. Здесь они носились по коридору, катались по нему на велосипедах, играли в мяч и дрались. Удивительно, но после войны, после эвакуации все они вернулись сюда, в Столешников. А до войны…
Самым, конечно, великим событием до войны в этой квартире номер 8 был развод Жени Коган с чекистом Сергеем Дикаревым.
Сам по себе развод никого особо не потрясал даже в те годы. Даже подполковник МГБ мог быть честным человеком и не обманывать жену, а уйти от нее к другой (любимой) женщине. Сильным поворотом сюжета в нашей саге явилось то, что этой другой женщиной была – моя бабка. Елена Сергеевна на ту пору Маркова.
Второй муж бабушки Марков, воспитавший маму, занимал какую-то крупную техническую должность. В 38-м (Нинке 13) взяли его прямого начальника. Умный Марков понял, что следующим будет он. Пришел с работы, выпил рюмку водки, сел в кресло (которое спустя 60 лет мой муж Иртеньев невесть с какого бодуна подарит Бильжо) – и умер от разрыва сердца. От страха.
И баба Лёля, чья природа не терпела пустоты, вышла замуж за Сергея Дикарева. Подполковника МГБ и соседа. А в самом начале войны Дикарева расстреляли. Бабушка с Евгенией Ноевной по этому поводу помирились. А Шурик и Дима сделались Лёле как родные дети.
Шурика в 43-м призвали. Бабку с моей мамой эвакуировали в Ульяновск, где Нинка окончила 10-й класс вместе с Борей Боссартом, который тоже ушел на фронт именно в 43-м, но будучи на год моложе Шурика Дикарева – добровольцем. Бабушка в эвакуации «сошлась» (на бытовой фене тех лет) с адмиралом Шлюндиковым. Он пристроил ее заведующей в офицерскую столовую, благодаря чему они с мамой выжили. Потом адмирал отбыл по месту службы к северным морям и пропал без вести. А мама после войны вышла замуж за Борю, моего папу. На фронт она прислала ему фотку из фотоателье (беличья шапочка и шубка) с надписью фиолетовыми чернилами: «Люблю, скучаю, жду». Изумительная, пошлая, мерцающая тыловая прелесть…
Будем считать это прологом, гала-парадом персонажей. Уподобясь любимому писателю, мы то и дело смотрим сверху как бы в коробочку – точнее, в длинный пенал, куда выходят из дверей и начинают двигаться фигурки, обретая свои черты, одеваясь в костюмы, наполняя пенал запахами и голосами. Коридор натерт красной мастикой, на медленном огне памяти закипает бульон прошедшей жизни. Надо снять с него пену, положить в кастрюлю то да се, чтобы варево обрело свой неповторимый вкус – вкус куриной лапши, «еврейского пенициллина».
Чердак памяти, конечно, богат. Но хочу предупредить педантов – это мое прошлое и мой чердак. И я намерена распоряжаться им по своему усмотрению. Если где чего и привру – на то мы сочинители. Не заморачивайтесь на тему – где правда, а где выдумка. Это ведь как посмотреть…
Очень интересно.
Но раздражает незаконченность повествования.
Даже ссылки на продолжение нет.
Взялась за гуж и … ?
Soplemennik
3 октября 2020 at 5:58 (edit)
Очень интересно.
Но раздражает незаконченность повествования.
Даже ссылки на продолжение нет.
Взялась за гуж и … ?
\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\
«Будем считать это прологом, гала-парадом персонажей. Уподобясь любимому писателю, мы то и дело смотрим сверху как бы в коробочку – точнее, в длинный пенал, куда выходят из дверей и начинают двигаться фигурки, обретая свои черты, одеваясь в костюмы, наполняя пенал запахами и голосами.»
Алла Боссарт. КОРИДОРНАЯ СИСТЕМА
В последних по коридору, ближайших к уборной, комнатах жили сестры Коган. Рита Ноевна, Стира Ноевна, Лина Ноевна и Евгения Ноевна. Их обширная площадь имела странную конфигурацию с окнами куда-то на лестницу, причем не этого дома (№7 по Столешникову переулку). Вообще казалось, комнаты Ноевен выходят за пределы коридора квартиры №8 (коридорная система, бывшие так называемые «меблирашки»). Все сестры Ноевны за исключением Жени, сохранили свое девство. Евгения же Ноевна родила двух сыновей от мужа-мгбшника Дикарева. Шурик и Дима их звали, а отец их подполковник МГБ Сергей Дикарев при мне уже не жил… Лина была женщина-гном, ростом примерно метра полтора. Такой же малышкой была стремительная Рита, большая шишка. То ли главный инженер, то ли замдиректора электролампового завода. Стиру и Женю лично я не различала. По-моему, они были близнецами. Сестры-близнецы Коган носили на своих одинаковых седых головах сеточки. Я любила к ним ходить, меня там угощали чаем с вишневым вареньем.
Читать дальше в блоге.