Автор: Стыд – то зернышко из которого вырастает совесть и порог за которым ее больше нет.
Предощущение стиха
у настоящего поэта
есть ощущение греха,
что совершён когда-то, где-то.
Пусть совершён тот грех не им –
себя считает он повинным,
настолько с племенем земным
он сросся чувством пуповины…
………………………………………………
Поэтом вечно движет стыд,
его кидая в необъятность,
и он костьми мосты мостит,
оплачивая неоплатность.
Не чувством ли „сращенности“, о котором писал Евгений Евтушенко, объясняется стыд, испытываемый одним человеком за другого, за тех, с кем выпало жить?…
И в слове „постыдное“ порой можно обнаружить сращенность. Но обозначает она часто соединение людей, вынужденных участвовать в коллективном самообмане. Эта связь соучастников может существовать очень долго, но приходит время, когда она становится невыносимой, когда в себе, в другом постоянно замечаешь следы лжи всеобщей…
Вот почему такую радость переживают люди в Минске: они сумели сбросить груз, от которого, как им казалось, никогда не избавиться. Их новое узнавание друг друга, их братание – радость отпущенных, после четвертьвекового заточения, на свободу. Но свободой от постыдного они обязаны только себе самим, а точнее: победившему в них чувству стыда!
Все тоже чувство „сращенности“ находим мы и в слове „патриотизм“. Только многим, в последнее время, это слово режет слух. В чем причина? Ответ прост: люди чувствуют в нем связь с постыдным. Очень уж прибыльным стало слово „патриотизм“. Очень уж откровенным прибежищем лживого, напуганного и агрессивного сознания сделалось оно. Очень уж легко, с его помощью, стало возбуждать в людях то архаичное, постыдное, за которое человек должен был бы краснеть. Думаешь об этом и как-то само собой вспоминается известное определение Самуэля Джонса: „Патриотизм — последнее прибежище негодяя“.
Впрочем есть и совсем другая „формула“.
„Патриотизм определяется мерой стыда, который человек испытывает за преступления, совершенные от имени его народа“ – говорил Адам Михник. Что-то похожее, совсем недавно, произнес и предприниматель Дмитрий Зимин, вместе с сыном Борисом, помогавший спасать Алексея Навального. „Я, по-видимому, патриот в том смысле, что ни за одну страну мне не бывает так стыдно, как за мою собственную. Мучительно, мучительно стыдно.»
Стыд – привилегия мужественного, открытого правде сознания. Сегодня, обсуждая отравление Навального, люди часто пишут это слово. Быть может ими движет инстинкт не только личного, но и общественного самосохранения. Да, существует обширный научный инструментарий помогающий узнать, здорово ли государство или нет. Но какая наука может регистрировать величину отложений постыдного-разрушительного, копившихся долгое время?
«Вселенский опыт говорит, что погибают царства не оттого, что тяжек быт или страшны мытарства. А погибают оттого (и тем больней, чем дольше), что люди царства своего не уважают больше.» – Булат Окуджава.