Дневник Суворина горазда хуже дневн. Вяземского — заполнен сплетнями, собств. интересных мыслей мало.
Вот кое-что
————————————-
Обедал у И.И.Щукина.
Были Чехов, Скальковский, Онегин, Боткин и Де-Роберти. Пробыли до 10 часов. Ив. Ив, угощает чисто помосковски, с большою любезностью. После обеда оживленная беседа
Де Роберти доказывал, что образованным людям надо есть устрицы и пить шампанское, чтоб проповедывать идеи народу. А не то, что отдавать народу все то, что имеешь.
Если мы народу отдадим то, что инеем, то он только пропьет и проживет, а идеи значат гораздо больше. И что иметь их, надо быть образованным, иметь досуг, довольство», и т. д.
— А как Христос?» —сказал Скальковский.
— Да что Христос? У него все было: женшіины ему хитоны делали, вино он пил и т.д.
—
О Шебеко. [Не знаю кто -БР]
Он переоделся в парадный костюм.
— Как ты хорош! — говорит жена, — Ты похож на льва!
— Бондаренко, похож я на льва?
— Точно так, ваше пр-во!
— Да ты видел львов?
— .Живыми не видал, а на картине видел.
— Где же?
— А как Христос в Иерусалиме выезжал на нем. [Христос въехал на осле-БР]
—
[Про Мулен-Руж-БР]
Народа масса. Великое переселение народов. Театры пусты, — в этих кабачках гибель всякого искусства За 2 фр. идет сюда всякий, пьет, смотрит и выбирает девку, которых сотни, если не тысячи. Ходят по две, по трив месте, многие с мужчинами. Мужчин все-таки больше. На столбах, поддерживающих крышу, гербы, деревянная мельница с массою франц. флагов. Своего рода увенчание национальными флагами распутства.
—
Делянов воскликнул после убийства императора Александра II:
— Какое несчастие! Никогда еще этого не было
— А Петр ІII?. А Павел I?
— Да, но это на улице.
В комнатах можно душить, а на улицах нельзя!
—
Салов рассказывал об арх. Смарагде. Он освящал церковь на стекляном заводе Мальцева. Завод приготовил Смарагду подарок — стекляный сервиз в серебре. Смарагд говорил: «куда мне это? мне деньгинужны, деньгами можно помочь, можно дать тому, другому. А ведь чай, дорого?
— Нет.
— Ну, а как?
— Да, помилуйте, в. пр-во, дустяки. 500 р.
— Ну, так вы мне лучше 500 р. пожалуйте .
— Мальцев выложил. Садясь в экипаж, Смарагд говорит: А что мне обижать ваше пр-во, велите-ка и сервиз положить .
—
Яворская в и Маскараде умирала изумительно; она стала на четвереньки, лицом к публике и попол.зла: в это время груди вывалилисьу нее из-за корсета. Реально!
—
«Три сестры» Чехова. Скучно, кроме 1-го акта. Публика часто смеется над пьяным доктором. В 4-ом он скучен и подл.
Много монологов скучных, повторительных у Вершинина, у Андрея.
2-ое деист.: играет, ряженки, песни; З-е действзв: пожар, 4-e: дуэль и уход полка,
Бой часов, музыка, набат, скрипач и поют. Я приглядывался к публике. Никто и не думает плакать. Три сестры на сцене плачут, но публика нимало. Все какая то дрянь на сцене.
На сцене должны бы трагические личности. Говорят, что трагедия—скука , нимало. Живут, как миллионы живут у нас и везде. Мечтают о Москве, о профессуре, о науке.
о любви. Уходишь из театра с удовольствием, освободившись от кошмара, от глупых и пошлых людей, от мелочей, от пьянста, от мелкой суеты и измен,
Какая разница между этими сухими сценами с претензиями и сценами Гоголя и Островского, которые тоже рисовали мелких людей.
Там юмор очеловечивал всех, здесь противовес—сухость — обесчеловечивает, оглупляет.
—
1902 год. Провел там два дня почти все время с Чеховым, у него, в его доме. Все время дружески говорили о разных вещах, преимущественно о литературе. Он удивляется что Горького считают за границей предводителем социализма.
— Не социализма, а революции,—заметил я.
Чехов этого не понимал. Я, напротив, понимаю. В его повестях везде слышится протест и бодрость. Его босяки как будто говорят: мы чувствуем в себе огромную силу и победим. Популярность Горького задевает самолюбие Чехова.
— Прежде говорили: «Чехов и Потапенко, я это пережил. Теперь говорят: Чехов и Горький».
Он хотел сказать, что и это переживет. По его словам Горький через три года ничего не будет значить, потому что ему по чем будет писать. Я этого не думаю.
— Правда ли, что он больной?
— У нега тоже, что у меня — туберкулез. Но он здоровее меня.
Вы знаете, что ему везде позволено жить. Не найдено никаких оснований для того, чтоб высылать его из одного города в другой.
Он сообщил мне, что вместе с Короленко они подали в академию протест против исключения Горького из академиков и заявили, что снимают с себя звание академиков. Ответа на это не получили. Предлагали Толстому, но он сказал, что не считает себя академиком. А я знаю,— сказал Чехов, — что он подавал голос за Боборыкина, значит, считает себя академиком.