ОТВЕТ ОППОНЕНТУ

Несколько вступительных слов. С началом алии девяностых мне часто доводилось выступать перед — сначала — туристами из СССР, постепенно туристов становилось всё меньше, а поток репатриантов, иммигрантов, беженцев (были и первые, и вторые, и третьи) ширился и мощнел
На одной такой встрече в каком-то клубе меня спросили про ностальгию. Я ответил, что у нас, приехавших в Израиль в семидесятых, ни слова такого, ни понятия не было, нам Россия — в лучшем случае — была неинтересна, мы жили Израилем. Через несколько дней в местной рекламной газетёнке «Наш район» появилась реплика одного из… Смысл реплики был таков: человек, не помнящий своего прошлого, не интересующийся своими корнями, не имеет права называться человеком.
Я ответил, что подписываюсь под этой декларацией. Только мои корни — не Киевская Русь с её крестителем Владимиром-Ясно-Солнышко, не Московское княжество с Иваном-свет-Васильевичем, а Царства Израильское и Иудейское, цари Шаул, Давид и Шломо, мудрецы и поэты, задумывавшиеся над тайнами мироздания и о судьбах человеческих ещё тогда, Киевская Русь и Княжество Московское пребывали в первобытном состоянии.
Через несколько дней мне довелось проехать значительную часть страны — от Беэр-Шевы до Кацрина. Я сидел за рулём, окно было открыто, вокруг расстилалась цветущая, невероятно красивая страна, МОЯ страна. За три с половиной часа пути у меня набормотался вот этот самый «Ответ оппоненту», который я тут же по приезде в Кацрин набросал вчерне на клочке бумаги.

ОТВЕТ ОППОНЕНТУ
без желания
излечить его от его ностальгии,
но с настойчивой просьбой
не навязывать её мне,
потому что

6 декабря 1971 года
            после 35-летнего пребывания на чужбине,
            покрытой перелесками и лесами,
            морями, реками и озёрами,
            говорившей со мной на языке Пушкина и Пастернака,
            одарившей меня детством и юностью,
            подарившей первую любовь и последнее «прощай»
            и оставшейся в моей благодарной памяти
            самой прекрасной чужбиной на свете,

я приземлился на родной земле,

          к которой стремились десятки поколений моих предков,
          ежедневно, в течение тысячелетий, повторявших
          одно и то же заклинание:

  «В будущем году в Иерусалиме».

Родина заговорила со мной
            на непонятном гортанном языке
            пастухов, воинов и пророков

   и великой Книги Книг Библии.

Она опалила меня
            безжалостным жаром пустыни
и ничего не пообещала,
            кроме чувства родного дома.

Нисколечки не тоскую,
спустившись на землю с неба.
Назначил мне Бог такую
страну – без берёз и снега.
С какого ни гляну бока –
а верно: по Сеньке шапка.
Здесь очень, конечно, жарко –
что сделаешь: воля Бога.
Известно: к такой пустыне
привычны одни верблюды.
Но здесь поселились люди
и корни свои пустили.
Заботливыми руками
и пашут они, и сеют,
считая землёй своею
все эти пески и камни,
крутые изломы линий,
библейский покой равнины.
Ведь предки мои – раввины –
за эти края молились.
Скажу, не снижая тона,
что выбрал я путь не слепо.
Мне чувство родного дома
дороже любого снега.
Забуду ль, как он, подталый,
ручьями клокочет с кручи!
Но слышу я зов картавый
кровиночки, сабры-внучки.
Уносят нас годы-кони
к какому ни есть пределу.
Здесь крона моя и корни,
приют и душе, и телу.
Здесь стены мои и кровля –
я чувствую это кожей.
Вот мимо идёт прохожий –
он мне и родня, и ровня.
Здесь каждая мать –
мадонна.
Здесь воины
все мужчины.
Здесь ветры родного дома
целуют мои морщины.

8-9 июля 1993 года.
Беэр-Шева (Негев) – Кацрин (Голаны).