«Маленькие трагедии» исключительно трудны для постановки и редко удаются режиссёрам — прежде всего потому, что оксюморонны по существу, как и их названия. «Моцарт и Сальери» — два лика искусства, и художнику приходится их в себе сочетать; гость не может быть каменным, рыцарь не может быть скупым, чума — не время для пиров.
Единственно правильной постановкой цикла из четырёх пушкинских пьес была бы дилогия: первый спектакль представлял бы традиционную, поверхностную версию, с весёлым и доброжелательным Моцартом, мужественным председателем, дерзким поэтом Дон Гуаном и жестоким скупцом Бароном. Второй демонстрировал бы депрессивного и мрачного Моцарта, грозно намекающего Сальери на его преступление («Правда ли, Сальери, что Бомарше…»), «бессовестного и безбожного» Дон Гуана, который радуется случаю заняться любовью в присутствии трупа врага, трусливого Председателя, страшащегося взглянуть в лицо трагедии и потому кощунствующего, — и…
Похвала скупости. Был ли Пушкин Бароном? Эссе Дмитрия Быкова
«Маленькие трагедии» исключительно трудны для постановки и редко удаются режиссёрам — прежде всего потому, что оксюморонны по существу, как и их названия. «Моцарт и Сальери» — два лика искусства, и художнику приходится их в себе сочетать; гость не может быть каменным, рыцарь не может быть скупым, чума — не время для пиров.
Единственно правильной постановкой цикла из четырёх пушкинских пьес была бы дилогия: первый спектакль представлял бы традиционную, поверхностную версию, с весёлым и доброжелательным Моцартом, мужественным председателем, дерзким поэтом Дон Гуаном и жестоким скупцом Бароном. Второй демонстрировал бы депрессивного и мрачного Моцарта, грозно намекающего Сальери на его преступление («Правда ли, Сальери, что Бомарше…»), «бессовестного и безбожного» Дон Гуана, который радуется случаю заняться любовью в присутствии трупа врага, трусливого Председателя, страшащегося взглянуть в лицо трагедии и потому кощунствующего, — и…
Читать дальше по ссылке в блоге.