Марина Гарбер. Что остаётся от простого человека…

«а что от человека остаётся…»
А. Кабанов

От века от простого человека
немного остаётся — четвертушка
от облика: плечо, ключица, веко,
край одеяла, смятая подушка.

Жена в помаде, женщина в халате,
но человеку, право, одиноко
и всё равно, кто у его кровати,
о чём, с какого причитает бока.

У человека дети, тише, тише,
конечно, есть, не всё горох об стену,
глядят, как ворон на соседней крыше
кленовую прокалывает вену, —

ни дать, ни взять с пернатого провидца,
он похоронных церемоний мастер.
От человека — други, сослуживцы,
на дне стола потопленный фломастер,

альбом, бим-бом, он счастлив, мальчик-с-пальчик,
он рядовой, безусый и сопливый,
программки оперетты, Мариачи,
долги, счета, просроченные ксивы.

От человека остаётся много,
лишающего права человека
на подлинное имя, он — «Серёга
с Русановки», он — «с Оболони Жека».

Останутся — под пластырем уколы,
подобранные нянечкой простынки,
и, детства ради, иглы радиолы,
царапины на битловой пластинке.

Когда стемнело, песенка допета,
расслаблены запястья и коленки,
со стенки сходят люди Тинторетто
и человека припирают к стенке.

Сойдясь в кружок на сумрачное вече,
они не расточаются на жалость,
упорствуя: «Скажи нам, человече,
что от тебя, по-твоему, осталось?».

Он волен крикнуть из дыры колодца
и пальцем указать — вот это! это!
Но он молчит. А то, что остаётся,
от мёртвого не требует ответа.

Один комментарий к “Марина Гарбер. Что остаётся от простого человека…

  1. Марина Гарбер

    «а что от человека остаётся…»
    А. Кабанов

    От века от простого человека
    немного остаётся — четвертушка
    от облика: плечо, ключица, веко,
    край одеяла, смятая подушка.

    Жена в помаде, женщина в халате,
    но человеку, право, одиноко
    и всё равно, кто у его кровати,
    о чём, с какого причитает бока.

    У человека дети, тише, тише,
    конечно, есть, не всё горох об стену,
    глядят, как ворон на соседней крыше
    кленовую прокалывает вену, —

    ни дать, ни взять с пернатого провидца,
    он похоронных церемоний мастер.
    От человека — други, сослуживцы,
    на дне стола потопленный фломастер,

    альбом, бим-бом, он счастлив, мальчик-с-пальчик,
    он рядовой, безусый и сопливый,
    программки оперетты, Мариачи,
    долги, счета, просроченные ксивы.

    От человека остаётся много,
    лишающего права человека
    на подлинное имя, он — «Серёга
    с Русановки», он — «с Оболони Жека».

    Останутся — под пластырем уколы,
    подобранные нянечкой простынки,
    и, детства ради, иглы радиолы,
    царапины на битловой пластинке.

    Когда стемнело, песенка допета,
    расслаблены запястья и коленки,
    со стенки сходят люди Тинторетто
    и человека припирают к стенке.

    Сойдясь в кружок на сумрачное вече,
    они не расточаются на жалость,
    упорствуя: «Скажи нам, человече,
    что от тебя, по-твоему, осталось?».

    Он волен крикнуть из дыры колодца
    и пальцем указать — вот это! это!
    Но он молчит. А то, что остаётся,
    от мёртвого не требует ответа.

Добавить комментарий