***
Наде Делаланд
Смерть неизбежна. В первых числах марта
судьба зимы висит на волоске.
Ссутулившись, как двоечник за партой,
я думаю о русском языке,
что мы живем на языке пропащем,
меж волком и собакой, на черте
между сказуемым и подлежащим:
мы — сумерки, мы — ямы в темноте.
Живем за просто так, за ради Бога
умрем от этой тяжести в ребре,
жизнь — не театр, нет, она — дорога,
короткая, как черточка тире.
Где — rolling stones наматывают мили,
где — на латыни шелестят дубы,
где — ангелы поют на суахили,
где мы гадаем — если бы кабы…
Стучи — откроют, ищущий обрящет —
кто медный грош, кто бронзовый обол.
Быть иль не быть? — потом, а в настоящем
нередко опускается глагол.
И я пишу, зависнув где-то между,
соединяя запад и восток:
смерть — наша родина, Россия неизбежна,
чужбина — дерево, я — птица, ты — цветок.
2016
***
В круге первом с самого утра
заедает старая пластинка,
ластится бумажная ворсинка
к коготку жар-птичьего пера
как-то по-собачьи, как-то так
не по-человечески тоскливо,
будто всё здесь наперекосяк –
и зима, и почерк, и чернила.
У соседа – счастье с молоком,
у соседки – паучок на блузе,
ты одна – под скошенным углом
у окна, где по гипотенузе
то ли снег слетает на порог,
то ли светляки зажглись на ели, –
это от зимы уставший Бог
подражает Сандро Боттичелли.
Снег читать теперь, не перечесть –
от земли до близгорящих кровель.
Не пиши, дыши, пора и честь
знать и замолчать на полуслове.
Свет ещё не меркнет, но уже
счёт закрыт, погашена рассрочка.
Слышишь, на десятом этаже
тишиной зашлась радиоточка?
2016
Марина Гарбер. Два стихотворения
Наде Делаланд
Смерть неизбежна. В первых числах марта
судьба зимы висит на волоске.
Ссутулившись, как двоечник за партой,
я думаю о русском языке,
что мы живем на языке пропащем,
меж волком и собакой, на черте
между сказуемым и подлежащим:
мы — сумерки, мы — ямы в темноте.
Живем за просто так, за ради Бога
умрем от этой тяжести в ребре,
жизнь — не театр, нет, она — дорога,
короткая, как черточка тире.
Где — rolling stones наматывают мили,
где — на латыни шелестят дубы,
где — ангелы поют на суахили,
где мы гадаем — если бы кабы…
Стучи — откроют, ищущий обрящет —
кто медный грош, кто бронзовый обол.
Быть иль не быть? — потом, а в настоящем
нередко опускается глагол.
И я пишу, зависнув где-то между,
соединяя запад и восток:
смерть — наша родина, Россия неизбежна,
чужбина — дерево, я — птица, ты — цветок.
2016
***
В круге первом с самого утра
заедает старая пластинка,
ластится бумажная ворсинка
к коготку жар-птичьего пера
как-то по-собачьи, как-то так
не по-человечески тоскливо,
будто всё здесь наперекосяк –
и зима, и почерк, и чернила.
У соседа – счастье с молоком,
у соседки – паучок на блузе,
ты одна – под скошенным углом
у окна, где по гипотенузе
то ли снег слетает на порог,
то ли светляки зажглись на ели, –
это от зимы уставший Бог
подражает Сандро Боттичелли.
Снег читать теперь, не перечесть –
от земли до близгорящих кровель.
Не пиши, дыши, пора и честь
знать и замолчать на полуслове.
Свет ещё не меркнет, но уже
счёт закрыт, погашена рассрочка.
Слышишь, на десятом этаже
тишиной зашлась радиоточка?
2016