Татьяна Хохрина о раньших временах

Все последние дни многие фейсбучные жители опять сошлись в кулачных боях на тему, кому и когда жилось весело, вольготно на Руси: до октябрьской катастрофы (как называла это радостное событие моя бабушка), после обретения завоеваний пролетарской революции или, наконец, в результате их замены варварским капитализмом. В ход шли любые аргументы от никем не виденных прапрабабкиных брильянтов, крепостных Герасимов и Параш, сожженных имений и загубленных белогвардейских родственников до бесплатной медицины, бесплатного образования, бесплатного жилья, бесплатной работы и никому не нужных свобод. Для себя я ответила на этот вопрос сначала в детстве с помощью родителей, пытливого ума и самиздата, а потом окончательно утвердила на уровне первой и второй сигнальной системы в день начала августовского путча. Но я — тетка немолодая, я уже понасмотрелась кой-чего. А многие около возраста моей дочери всё томятся в сомнениях, особенно если жить хочется лучше, чем возможности позволяют, а престарелые родственники стимулируют легендами и мифами молочных рек советского периода. Ну, про дореволюционные плюсы и минусы сейчас поговорить трудно, последним очевидцем был Зельдин. А с последующим периодом всеобщего счастья теряешься как-то в обилии и одновременно недостаточной убедительности тех аргументов, что приходят на ум. Вот и у меня эти дни перед глазами все всплывали разные картинки.

Я работала в Институте государства и права АН СССР, что на Знаменке, поэтому когда приезжали важные зарубежные гости, нас всех от секретарш до академиков снимали с работы и стадом гнали на Большой Каменный мост к столбу с определенным номером демонстрировать нашу искреннюю радость в связи с прибытием далекого друга. Стояли мы плотно к плечу плечом, сначала репетировали, устанавливая правильную тональность и звонкость крика радости, потом махали подручными средствами типа флажков и портретов на лопатках (если были), и, только доказав соответствие, наконец встречали почетного визитера. Иногда это ожидание затягивалось часа на 2-3 и за это время разное случалось. Как-то я в новых туфлях, еще тесных, встречала в 1982 году Индиру Ганди и так долго на жаре ждала, что в самый неподходящий момент завалилась в обморок. И ладно бы тихо лежала у парапета, так нашелся чудаковатый доктор наук, который пытался вырваться из толпы около меня и обратиться к проезжающему эскорту с просьбой подвезти барышню, которой нехорошо. После этого еще более нехорошо стало доктору наук, его забрали в околоток и весь следующий день я и еще десяток сослуживцев пытались его, уже изрядно помятого, с 2-мя сломанными ребрами и фингалом в пол лица, вернуть в лоно юридической науки. С тех пор меня пешком на Большой Каменный мост коврижкой не заманишь!

Другим знаком времени во мне почему-то сидит картинка, когда один известный ученый, доктор наук, чья жена умирала от рака в руках бесплатной медицины, поиздержался в процессе ее дармового лечения настолько, что рискнул принести на работу, чтоб продать (понятное дело, неофициально, т.е.незаконно) три фамильных бриллиантовых кольца. А был дяденька действительно из бывших и что-то, видно, уцелело. На всю жизнь я запомнила, как он, с влажным, творожного цвета лицом, полуобморочный от страха выложил эти несчастные кольца. Народ смотрел, цокал языком, но и денег особых ни у кого не было, и страшно было в этой сделке участвовать. И все молча стояли, хотя просил он от силы пятую часть стоимости. И вдруг вышла вперед одна барышня, дочь генерала — сына полка, что оказалось очень хлебным званием, и сказала, что заберет все, но за пол цены от объявленной, т.е.практически даром. Несчастный продавец было возмутился, тогда она предложила ему для чистоты эксперимента продолжить торги в Первом отделе. И седой, прошедший Крым и Рым дядька, при всех своих степенях и заслугах, чудом не получив инфаркт, отдал ей эти три кольца по цене четырех покрышек для Волги.

А еще я часто вспоминаю историю, когда мы проводили первый англо-советский коллоквиум по правам человека в судопроизводстве. Со стороны англичан было пару лордов, а остальные — в основном молодые оксфордские преподаватели, говорившие на куче языков и к этому моменту объехавшие уже весь мир. С нашей стороны была тяжелая академическая артиллерия, в которой по английски с трудом мог сказать «Ай эм глэд ту си ю» один человек, а еще один был в Лондоне однажды целых три дня.Все было устроено у нас шикарно, в Доме Дружбы, жили они в «России» (куда нас к ним не пускали, а проституток пускали), мы их где только не гуляли и им понравилось. И один запросился на стажировку. Шеф мой тут же оживился, представив, как, в свою очередь, и он туда рванет. Написали мы письмо и я с ним отправилась к зам.директору по международным связям (понятное дело — отставному бойцу невидимого фронта в границах какого-то нашего посольства). И озвучила просьбу. Международник посмотрел на меня небесно-голубыми, почти белыми и страшными глазами, и тихо сказал, прошелестел:»Ну, зачем это Вашему шефу — понятно, а Вам-то зачем?? Вам это не надо…» И я мгновенно стала от ужаса мокрая, как мышь. Тьфу! А добил меня потом этот же любознательный англичанин . Захотел в Пушкинском музее сфотографировать картину. Ничего интересного, Флоренция, 16 или 17 век. Говорит, меня картина-то не волнует, просто на ней изображен дом, который я уже семь лет снимаю на период, когда у меня занятий нет. Климат итальянский люблю…

Ну и последняя на сегодня картинка. Практически весь наш Институт еще до войны получил 10 лет без права переписки, это же был бывший Институт красной профессуры. Реальные сроки, а не пулю получили немногие. Еще меньше — вернулись. Один — в наш сектор. Отсидел 17 лет. А когда вернулся на работу, каждый день строчил жалобы и кляузы, изобличая новых врагов народа…Т.е., похоже, и 17 лет на лесоповале для некоторых недостаточно для прочищения мозгов.

Я это все к чему. Мне бы очень не хотелось, чтоб у моей дочери и ее ровесников были схожие воспоминания и основания для них.

3 комментария для “Татьяна Хохрина о раньших временах

  1. Бойцы вспоминают минувшие дни… Работала я на переговорах между нашими и не нашими инженерами при строительстве совместного нефтехимического производства. Фирмачи нам подкидывали сувенирчики на свои представительские расходы. И вот как-то получила я вместо зонтика или кошелька целый фен с насадками для укладки. Наверное, у кого-то там оказался лишний. Меня сразу в первый отдел, допрашивать — чего это только вам дали, а никому другому — нет. Ну, отвечаю: «Наверное, я была самая лохматая», — у них челюсти отвалились… Больше ко мне не приставали.

  2. Татьяна Хохрина о раньших временах

    Все последние дни многие фейсбучные жители опять сошлись в кулачных боях на тему, кому и когда жилось весело, вольготно на Руси: до октябрьской катастрофы (как называла это радостное событие моя бабушка), после обретения завоеваний пролетарской революции или, наконец, в результате их замены варварским капитализмом. В ход шли любые аргументы от никем не виденных прапрабабкиных брильянтов, крепостных Герасимов и Параш, сожженных имений и загубленных белогвардейских родственников до бесплатной медицины, бесплатного образования, бесплатного жилья, бесплатной работы и никому не нужных свобод. Для себя я ответила на этот вопрос сначала в детстве с помощью родителей, пытливого ума и самиздата, а потом окончательно утвердила на уровне первой и второй сигнальной системы в день начала августовского путча. Но я — тетка немолодая, я уже понасмотрелась кой-чего. А многие около возраста моей дочери всё томятся в сомнениях, особенно если жить хочется лучше, чем возможности позволяют, а престарелые родственники стимулируют легендами и мифами молочных рек советского периода. Ну, про дореволюционные плюсы и минусы сейчас поговорить трудно, последним очевидцем был Зельдин. А с последующим периодом всеобщего счастья теряешься как-то в обилии и одновременно недостаточной убедительности тех аргументов, что приходят на ум. Вот и у меня эти дни перед глазами все всплывали разные картинки.

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий