ДВА ПОПА И ТОЛСТОЙ С ШЕКСПИРОМ

Рассказ «Анафема» принадлежит к числу лучших рассказов Куприна.
Он повествует о всепобеждающей силе искусства, заставившей дьякона, потрясенного «Казаками» Толстого, вместо анафемы «боярину Льву Толстому», отлученному от церкви, возгласить «многое лета».
Рассказ был написан в 1913 году, однако русские читатели увидели его только в 60-х: сначала, в том же 13-м году, он был запрещен цензурой и впервые опубликован только в середине двадцатых годов за границей в эмигрантских изданиях, недоступных в советской России.
Примечательно, что описанный в рассказе случай в действительности не мог произойти, т.к. публичная анафема в России не провозглашалась с середины 19-го века. Разумеется, Куприн это знал, поэтому рассказ можно рассматривать как перифраз библейской притчи о валаамовой ослице (напомним, что Валаам был призван царем Моавом проклясть народ Израиля, но его ослица заупрямилась и не хотела идти, будучи умнее Валаама, и когда Валаам понял причину, он вместо проклятия благословил народ Израиля).
Под таким углом рассказ превращается в притчу о столкновении религиозных и художественных ценностей.
В пользу такого суждения можно привести два довода: первый, выраженный в рассказе GAMBRINUS, «Человека можно искалечить, но искусство все перетерпит и все победит» и второй о том, что именно в это время Куприн написал самый известный свой библейский рассказ на тему Песни Песней («Суламифь»).
Разумеется, и при таком взгляде на рассказ поводы для запрета очевидны, однако «идейно» он станет не просто осуждением писателем анафемы Толстому, но и «притчей» о превосходстве художественных ценностей над религиозными установками.
Как ни странно, у купринского героя можно найти попа-предшественника: несколькими годами ранее А.Амфитеатров опубликовал рассказ «Деревенский гипнотизм» (а затем и заметку в ж. «Театр и искусство», 1907, №46, с.759 ), где описал подобного героя, » ушибленного» Шекспиром»; заметка эта практически неизвестна читающей публики, поэтому приведем пространную цитату из Амфитеатрова.

В юности своей знал я поэтического тульского попа, которого мужики дразнили «поп Якуба» …
Подвыпив он чудесно играл на скрипке старинные полонеза Огинского, а, достаточно введя себя этими звуками, усаживался на крыльце своего домика и взывал на все село
— Из-за Гекубы? [Вот почему дразнили «Якуба»-БР!]
— Что ему Гекуба?
— Что он Гекубе?
Вот у этого чудака попа в поминании были записаны Боярин Георгий (Байрон-БР) и боярин Александр (Пушкин-БР) в дни трагических кончин своих, а иноверец «англичанин Василий» (Вильям Шекспир -БР) предназначался для поминовения во все дни.
Попа Якубу, по доносу, таскали за то в консисторию:
— Благочинный вызвал в город. «Правда ли, говорит, будто вы молитесь за упокой иностранного писателя Вильямса Шекспира, именуя его иноверцем Василием?» – «Сущая правда, ваше высокоблагословение». – «Зачем же это?» – «Затем, что ежели я, любя сего писателя и желая ему небесного царствия, не помяну его, кто же другой догадается его помянуть? Молитва же и Шекспиру нужна, как всякому покойнику… Ну, благочинный – он у нас академик – принял мой резон… опять же каноническими правилами оно не запрещено… отпустил меня с миром!
Так он, — продолжает Амфитеатров, — право свое молиться за упокой шекспировской души отстоял геройски
— Ну, а если бы запретили?
— Не уступил бы,—хоть рясу снять!.»

Воистину «что ему Гекуба!», однако так подействовал Шекспир на сельского попа, что ради него готов сан сложить!
Значит дело не в именах — Толстой или Шекспир, — а в безграничной власти искусства.
И так всегда.
Афины и Иерусалим, согласно Шестову, два полюса европейской цивилизации.
Различий не счесть, однако как в Греции Орфей силой своего исполнения возвращает Эвридику из царства мертвых, так а в Иудее Саломея танцем добивается головы Иоанна-Крестителя (награда за исполнение-жизнь).
Сила искусства!
Хоть и банально, однако достойно удивления.

Добавить комментарий