Автор: В невесомом дыхании света,
позолотой недолгой шурша,
догорает ушедшее лето,
догореть до конца не спеша.
Дымка терпкая тлеющей прели,
колокольный сырой перезвон,
бархатистые краски пастели
и проплешины тающих крон.
Ритм сбивается летний протяжный
на морзянку по крыше дождей
и отважный кораблик бумажный
вышел в путь на простор площадей.
А мороз – полоумный опричник –
ещё дрыхнет в обьятиях сна,
и пичуга стучится в наличник,
словно оттепель дарит весна.
Голос старческий Экклезиаста
говорит, что гадалка всё врёт —
по небесного воле фантаста
всё проходит и это пройдёт.
© 14.9.2019
Виктор Каган
Я бы сам рисовал с удовольствием, но
не умею, способность ничтожна.
Нарисуй мне, художник, что знать не дано,
а не знать без конца невозможно.
Он ворчит, но рисует. Мазки и штрихи,
кисть в полёте теряет шерстины,
и палитра полна, и шуршит мастихин,
и отходит – ну вот и картина:
на распутье в раздумье сидит пилигрим,
речь догадок темна и невнятна,
все дороги ведут в заколоченный Рим —
поцелуешь пробой и обратно.
Значит блудному сыну блуждать и блуждать
в трёх сосёнках, не зная дороги,
и у камня сидеть, и наития ждать,
потирая разбитые ноги.
А художник сидит, сигаретой дымит.
Разливаем на двух, выпиваем.
Я молчу — и художник в ответ мне молчит.
И не знаем, не знаем, не знаем …
© 15.9.2019
Виктор Каган
В невесомом дыхании света,
позолотой недолгой шурша,
догорает ушедшее лето,
догореть до конца не спеша.
Дымка терпкая тлеющей прели,
колокольный сырой перезвон,
бархатистые краски пастели
и проплешины тающих крон.
Ритм сбивается летний протяжный
на морзянку по крыше дождей
и отважный кораблик бумажный
вышел в путь на простор площадей.
А мороз – полоумный опричник –
ещё дрыхнет в обьятиях сна,
и пичуга стучится в наличник,
словно оттепель дарит весна.
Голос старческий Экклезиаста
говорит, что гадалка всё врёт —
по небесного воле фантаста
всё проходит и это пройдёт.
© 14.9.2019