Вдруг случилось прибавление зарплаты. Мне полагалось 145, как и всем руководителям групп. Только группы у меня не было. Я был одиночка-прислужник Главного конструктора. Чтобы формально оформить меня назвали руководителем группы перспективного планирования и проектирования и дали в подчинения двух человеков — Юрку и Люсю. С Юркой было всё понятно — делал что хотел и успешно. С Люсей сложнее. Люся — конструктор-исполнитель от Бога. Знал её шесть лет. За всё время ни одной ошибки. Все размерные цепочки — только Люся. Все контрольные сборки — только Люся. Увидев её подпись в нижней строке штампа, Главный подписывал лист не проверяя. Но дальше как-то не очень.
Юрка:
— Люсь, а Люсь!
— Что тебе? (Опасается очередной юркиной выходки и не зря).
— Люсь! Когда у нас будет грех между нами? (всё КБ затихает).
— Юра, отстань! Я же замужем!
— Ну и что? Мы же никому не скажем.
— Ой, верно. А разве так можно? (все тихо стонут).
— Конечно. Верь мне, Люсь! Я хороший. (многие не выдерживают).
Люся всё слышит и идёт в контратаку.
— А я вот твоей настучу. Что тогда?
— Тогда, Люсь, плохо будет. Меня моя зарежет. В клубе гробик поставят. Пожалей меня, спаси и согласись. А я тебе за это песню спою. Даже авансом. Хорошую песню, задушевную. Хочешь?
— Ладно, пой. Только без мата и потише.
— Тогда слушай, но, чур, не плакать.
Из-за пары распущенных кос, Что пленили своей красотой, С оборванцем подрался матрос, Подстрекаемый шумной толпой. Оброванец был ловок, силён. В нём кипела-играла любовь. И упал, обессилев, матрос. Горлом хлынула алая кровь.
Люся хлюпает носом.
— А дальше?
— Дальше, Люсь, дело плохо. Он ведь брата родного узнал!
— Дай слова списать!
— Не могу, Люсь. Секретная песня. Сам пою и плачу. О любви немало песен сложено. Я тебе спою ещё одну. Другую. Вот, послушай:
Пары шли и проходили мимо около зеркального пруда. Я мечтал о девушке любимой, что когда-то мной пренебрегла. До чего же грустно мне бывает, когда розы начинают цвесть. Только розы с молодого сада мне сегодня некому отнесть!
Самое интересное, что за это время Люся успела выполнить ещё пару отличных и точных расчётов, а Юрка написал черновик заявки, в котором было «образуещая перимычка». Певец!
….
А дальше было плохо. Конечно, никто не поверит. Но так было. Люся непрерывно тихо плачет неделю. Все мои вопросы — без ответа. Подсылали женскую часть отдела — безрезультатно. Иду к Главному — так, мол, и так. Зовёт Люсю. Она выкладывает заявление об уходе и молчит. Вопросы с обещанием льгот, зарплаты, летнего отпуска, путёвки — безрезультатны. Тогда:
— Ну, что же. Не доверяешь нам — дело и право твоё, хотя мы тебя очень ценим, сама знаешь. Решила уйти? Нашла что-то получше? Тогда, конечно, с нами работать трудно. Так подписывать?
— Ничего я не нашла и не искала. Дело в другом.
И рассказала. Муж окончил с отличием академию химзащиты. И назначили его не в войска, а в некую контору при Генштабе. Там он стал начальником нескольких стариков-сверхсрочников, которые занимались только тем, что хранили и меняли всевозможные инструкции по применению того, что «без обещания в мирных целях». Все эти прапорщики были многократно проверены и перепроверены. Но однажды один из них пропадает. Следствие, допросы-опросы, всё впустую. И ни одна бумажка не пропала. Тем не менее, её мужу приписывают утерю бдительности, выгоняют из партии и из армии. Еле-еле устроился рабочим на Дорогомиловский химзавод. Изуродованное тело прапорщика нашли где-то в Крыму. Опознали по фронтовым ранениям.
Главный, конечно, разорвал заявление, полчаса убеждал Люсю в бессмысленности шага. Зачем плодить нищету? И убедил. Но Юрка-то каков стал? Полностью поменял своё отношение к Люсе. Максимум внимания и сотрудничества.
“Но дальше как-то не очень.
Юрка: Люсь, а Люсь!
— Что тебе? (Опасается очередной юркиной выходки и не зря).
— Люсь! Когда у нас будет грех между нами?…”
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
— Людк, а Людк, куды голуби полетели?
— А юрк их знает, может до Бабелю ? —
“Жила Арина при номерах на парадной лестнице, а Серега на черной
младшим дворником. Был промежду них стыд. Родила Арина Сереге на
прощеное воскресенье двойню… Сереге в солдаты идтить, вот и
запятая…”