Автор: Предчувствие близкой войны, с тревогой большой беды ожидали евреи,и,со свойственным юмором, напевали:»Ой, если завтра война, ой, если завтра в поход, ой, если тёмная сила нагрянет…»
И она нагрянула.
Евреи местечка Глуск не успели оглянуться, как стояли на краю глубокого оврага, окружённые немцами и полицаями, догола раздетые, по дулами пулемётов и карабинов солдат и полицаев.
Теперь уже не нужно было гадать:»Это немцы такие, как в 1913 году, или другие? Уезжать или оставаться?»
Всё было ясней ясного: это смертный час и ничего уже не изменить- убьют всех: и плачущих детей, прижатых к ногам матерей, раввина, нараспев творящего молитву, стариков, инвалидов — всех!
Ещё не успели грянуть первые выстрелы, как из тесного ряда стоящих на краю оврага, в него бросилась Мира. Быстро добежала до конца, выбралась из него и побежала в сторону леса.
Опешившие немцы и полицаи открыли стрельбу, когда попасть в неё было уже невозможно. Она добежала до леса, а стрельба от оврага была уже не по ней.
До поздней ночи, дрожащая от холода, не вытирая с лица слез, пробыла в лесу, а к рассвету набрела на избу лесника. Он дал ей мужские брюки и рубашку, старые сапоги. Согрел воду. Она помылась. Пожевала хлеба. Выпила чашку молока. Лесник показал ей дорогу, где можно было встретить партизан. «Хай табе шанцуе!»
Когда солнце стояло уже высоко, она наткнулась на двух вооруженых мужчин.
— Стой! Кто такая? Откуда?
— Сбежала из-под расстрела голая. Одежду и сапоги дал лесник.
— Из-под расстрела сбежала голая?! А не врешь?! Может немцы тебя специально заслали? Они уже не раз пытались.
— Нет! Я и,правда, от них сбежала!
— Перекрестись!
— Я не умею- еврейка я.
— Ладно. Пошли в штаб. Командир разберётся!
— Назовитесь! Кто Вы такая?!
— Я Мира Свирновская.
— Как вы оказались в Глуске?
— Я родом из Глуска. Приехала в отпуск из Гомеля, где работала сестрой-хозяйкой в городской поликлинике.
— В городе было две поликлиники. В какой Вы работали? В той, что на Ветковской улице, или в той, что на Песочной?
— Одна была на Советской улице, там главврачом был доктор Цехов. Другая была на углу Крестьянской улицы и Кирова. Главврачом был профессор Александров Наум Ильич. А директором Шустеров Давид Абрамович. Там я и работала.
— Шустеров? Это тот, что с усами до ушей и лысиной во всю голову?
— Нет! Он всегда был гладко выбрит. И никогда усов не носил. И глаза не чёрные, а голубые.
— Достаточно! С Шустеровым я знаком. Он стоял на партучете в райкоме, где я был секретарём. Скажите, вы занимались в поликлинике только хозяйством?
— Нет! Я могу быть и медсестрой.
— Хорошо! Причислим Вас к медчасти.
Вас обучат и другим партизанским наукам. Кстати , фамилия моя Барыкин.
— Мира стала хорошей ученицей: помогала раненым , метко стреляла, ходила в разведку, минировала и пускала под откос поезда.
Когда освободили Минск, разыскала племянницу, поехала жить в Кусково, что под Москвой. Нетерпелось побывать в Глуске. Поплакать над могилой родных, встретить того полицая, рассматривавшего её с гаденькой ухмылкой голую.
Поездом добралась до Бобруйска, автобусом до Глуска. В поселковом совете узнала: полицай Парахня жив. Никто не знает, что был он поливаем- свидетелей нет!
Её не узнавали.Одетая по-городскому: в белой блузке, в темной юбке, ниже колен, в туфельных на высоких каблуках. В руках модная сумочка. Не узнал её и Парахня.
— Мне сказали, что Вы были свидетелем расстрела евреев в овраге.
— Да, я видел всё это со стороны. Он настороженно всматривался в неё.
— Кто Вы такая?
— Я из еврейской общины Бобруйска. Мы собираемся поставить памятник убитым.
— Это хорошее дело. Я Вам охотно покажу, где это было.
Они пошли к оврагу.
— Это здесь и было. Все уже заросло кустами и деревьями. Говорят, на могилах таких так и бывает: растёт, как на дрожжах!
— А убийцы присваивают их дома и имущество.
— Кто Вы такая?! Откуда взялись?! Не мешало бы посмотреть Ваши документы!
— Вот Вам мой документ! Я Мира Свирновская, сбежавшая из оврага. Что, не узнал?! Раздевайся!
Хлопнул выстрел.
— Испугала! Плевать я на тебя хотел! Ты можешь доказать, что я расстреливал? Кто тебе поверит? Ты лежишь в овраге!
— Раздевайся! Вот тебе задаток!
Пуля срезала правое ухо. Он завизжал!
— Забитые тобой умирали молча. Только всхлипывали дети..
Пуля пробила левое ухо.
— Раздевайся! Трусы тоже!
Пуля пробила мошонку. Он упал и стал ползти к оврагу.
— Ты с ними рядом лежать не можешь!
Пуля попала точно в лоб.
Партизанка Мира стрелять умела.