Автор: Здесь на Портале публиковались стихи бостонских поэтов; но ни разу — одного из лучших, Игоря Джерри Кураса. Я дано собирался это сделать, но все время откладывал. Сегодня прочитал его свежее, и понял — откладывать нельзя, его нужно читать сейчас:
Я не был привязан ни к рощам берёз,
ни к яркой рябины огням —
земля, где однажды родился и рос,
не очень любила меня.
Я песням не верил, в трубу не трубил,
не шёл в нечестивых совет —
но в чёрной утробе двух братских могил
прабабка моя и мой дед.
И этот негласный и злой договор
навеки связует меня
с землёй, где к берёзовой роще костёр
рябины нисходит, маня.
И трудно сказать, кто в долгу у кого,
и с кем рассчитаться пора —
у самого края тоски вековой,
у кромки последнего рва.
Но если и сам захочу отказать
себе в первородстве своём,
две братских могилы — двойная печать
заверят мне этот заём.
Игорь Джерри Курас
Вот еще, уже не новое:
Чужой сон
Теплушки. Холодно. Старухи.
Вокзал (название забыл) —
и мы стоим, сжимая руки
до хруста. Из последних сил.
Убрав со лба платок пуховый,
ты торопливо говоришь,
но я смотрю, как бестолковый
на губы белые твои.
Оборванными проводами
продрог, заиндевел, застыл
последний час, и перед нами
вокзал (название забыл).
За полотном, в дыму котельной,
раскрытый, будто напоказ —
неровный ров, где я расстрелян,
родившись в предыдущий раз.
Ремесленник
Я твой ремесленник, Минерва.
Вращается гончарный круг,
и мнётся глина равномерно,
и сходит с рук.
Идёт по кругу чечевица
в суровой плошке, наугад:
не обнести, не ошибиться —
не допустить оплошность, брат.
И потому-то у плеча есть
ещё колчан, накидка, лук —
что жить, прощая и прощаясь,
легко, покуда сходит с рук.
Всё принимается на веру,
вино стекает, точно ртуть,
и мерой спросится за меру —
но, не сейчас. Когда-нибудь.
А если перестанут длиться
вино и глина в свой черёд:
по черепам, по черепицам
прочтётся всё наоборот.
Стервятник с головою нервной
пройдёт вдоль кромки, семеня.
Я твой ремесленник, Минерва, —
прости меня.
Здесь на Портале публиковались стихи бостонских поэтов; но ни разу — одного из лучших, Игоря Джерри Кураса. Я дано собирался это сделать, но все время откладывал. Сегодня прочитал его свежее, и понял — откладывать нельзя, его нужно читать сейчас:
Игорь Джерри Курас
Я не был привязан ни к рощам берёз,
ни к яркой рябины огням —
земля, где однажды родился и рос,
не очень любила меня.
Я песням не верил, в трубу не трубил,
не шёл в нечестивых совет —
но в чёрной утробе двух братских могил
прабабка моя и мой дед.
И этот негласный и злой договор
навеки связует меня
с землёй, где к берёзовой роще костёр
рябины нисходит, маня.
И трудно сказать, кто в долгу у кого,
и с кем рассчитаться пора —
у самого края тоски вековой,
у кромки последнего рва.
Но если и сам захочу отказать
себе в первородстве своём,
две братских могилы — двойная печать
заверят мне этот заём.
Игорь Дж. Курас
*
Я не был привязан ни к рощам берёз,
ни к яркой рябины огням —
земля, где однажды родился и рос,
не очень любила меня.
Я песням не верил, в трубу не трубил,
не шёл в нечестивых совет —
но в чёрной утробе двух братских могил
прабабка моя и мой дед…
*
Чужой сон
Теплушки. Холодно. Старухи.
Вокзал (название забыл) —
и мы стоим, сжимая руки
до хруста. Из последних сил…
За полотном, в дыму котельной,
раскрытый, будто напоказ —
неровный ров, где я расстрелян,
родившись в предыдущий раз.
*
Ремесленник
Идёт по кругу чечевица
в суровой плошке, наугад:
не обнести, не ошибиться —
не допустить оплошность, брат.
И потому-то у плеча есть
ещё колчан, накидка, лук —
что жить, прощая и прощаясь,
легко, покуда сходит с рук.
Всё принимается на веру,
вино стекает, точно ртуть,
и мерой спросится за меру —
но, не сейчас. Когда-нибудь.
:::::::::::::::::::::::::::::
Когда-нибудь, когда появится новый поэт, не ждите до мая,
уважаемый Александр Бархавин,
шлите всё — “от самого края тоски вековой, до кромки последнего рва.” Спасибо.
Александр Биргер
— 2019-05-13 05:05:11(706)
Когда-нибудь, когда появится новый поэт, не ждите до мая
/////////
Уважаемый Александр,
Он не новый, и не только поэты — у него отличная проза (по которой чувствуется, что это проза поэта), и он очень тонкий и глубокий литературный критик критик:
https://www.stihi.ru/avtor/ikuras
https://www.proza.ru/avtor/ikuras
https://etazhi-lit.ru/publishing/literary-kitchen/421-o-voprose-iskrennosti-v-iskusstve.html
https://etazhi-lit.ru/publishing/literary-kitchen/141-fb-kak-raspahnutyy-plasch.html
https://etazhi-lit.ru/publishing/literary-kitchen/35-sny-i-probuzhdeniya-romana-efimovicha.html
Я надеялся уговорить его самому присылать стихи на Портал — я считаю, что это было б лучше. Другого замечательного бостонского поэта, Эпштейна, уговорить удалось — хотя не только и даже, наверное, не столько мне. А Игорь пока отказался — его смутило правило помещать только то чего не было на интернете, а он считает себя связанным обязательством в журнале Этажи, где он редактор отдела поэзии.
https://etazhi-lit.ru/copyright-floors/intervyu-iriny-terry/5-komediya-absurdnogo-genplana.html
Игорь Джерри Курас:
6.
Дотронься, дотянись руками,
держи: до синяков, до ран —
пока над всеми облаками
безбашенный лютует кран.
Пока ещё курсивным шрифтом
не выделяется строка —
пока над каждой шахтой лифта
гудит громада сквозняка.
В слепом испуге каждой ссоры,
в неловком примиреньи — мы
стоим вдвоём, как две опоры
моста канатного, пойми.
Навстречу, вверх — канатоходцы —
едва-едва держа баланс
идём, пока холодный отсвет
бросает ненависть на нас.
Над каждой остановкой лифта
такая свара сквозняка,
что почерк дня — то кропотлив, то
летит курсивом в облака.
Закоченевший виноградник,
играет с пропастью в раздрай,
но дай ладони, бога ради! —
о, ради бога, руки дай!
Пока не выдали друг друга;
пока бесцельно, просто так
над самой кромкой полукруга
то светит свет, то мрачен мрак.
Пока безбашенные краны
так бесшабашны, что держись —
что делать нам? — Дышать упрямо,
цепляться и за эту жизнь.
Над каждой остановкой лифта
среди ночного сквозняка
дыши: ещё курсивным шрифтом
не выделяется строка.