Татьяна Хохрина в связи с празднованием Дня Победы

Моя бабушка, папина мама, первую половину жизни прожила в деревне под Бронницами. Оттуда она и проводила на фронт трех родных сыновей, из которых одним был мой папа, и четырех приемных, выращенных ею в наследство от рано умершей двоюродной сестры. В деревне так было принято и никто никакого героизма тут не усматривал. Двое приемных сыновей были убиты в первые месяцы войны, папа мой и старший его брат вернулись победителями, еще двое приемных после ранений осели в других краях, а еще один родной сын, танкист Андрей, пропал без вести. Что такое танкист, пропавший без вести? Это на 99% сгоревший в танке солдат, от которого не осталось ни вещей, ни следов, ни документов. Если почитать статистику, удельный вес пропавших без вести среди танкистов — среди самых высоких. Да это и понятно, какие уж там были шансы уцелеть хотя бы вещественно… Андрей просто исчез, словно не было его никогда. Ни письма, ни извещения (оно пришло много позже и совершенно невнятное), ни другой весточки, ни свидетелей. Что хочешь, то и думай…И бабушка начала мечтать и ждать…Потом пришло официальное письмо о том, что он пропал без вести, но оно конкретных ответов не давало, а тут еще начали долетать разные слухи: то вроде кто-то с ним в госпитале лежал или видел в медицинском эшелоне, то вроде сами не видели, но им рассказывали, что он в Ташкенте на долечивании обгоревший и потому не узнаваемый, то якобы в плену, а, может, и струсил, сам перебежал. И опять беспощадная тишина. Хотя судя по тому, что никто им не интересовался и справок не наводил, всем в армии было ясно, что погиб конечно, сгорел просто и пред’явить нечего. Жена его молодая воем выла, слегла потом на долгие годы, дочка осталась полуторогодовалая. А бабушка ждала и мечтала…кто только и сколько ее не уговаривал и не урезонивал — бесполезно. Мы, родившиеся через многие годы после победы, знали: если бабушка притихла, в окно смотрит на дорогу и губами шевелит — это она Андрея ждет и с ним разговаривает. Она согласна была бы, чтоб он был самым беспомощным калекой, слепым, безногим, лежачим или чтоб судьба забросила его в чужие пределы и он по любым причинам оказался в Германии, Австралии, Америке, хоть на Марсе… Был бы жив. И подал бы знак. Бабушка умерла в 69-м. Уходила несколько дней. За день до смерти папе на ухо сказала:»До завтра еще Андрюшу подожду, потом уж не сумею…»
Папа и второй его вернувшийся брат, пропахавшие всю войну, все прекрасно понимали, иллюзий никаких не имели, хотя по брату очень тосковали. Оба прожили долгие жизни, словно от Андрея им добавилось. И к теме этой вроде не возвращались. Хотя когда мы первый раз в Америку полетели, папа, даже как-то стесняясь своей наивности что-ли, вдруг попросил меня при случае справки навести — чем черт ни шутит, а вдруг…Никакого вдруг, конечно, не произошло и тема опять надолго закрылась. Только когда 66 лет Победе было уже, папа сам на пороге стоял, тень только от него оставалась, как-то не столько нам, сколько себе укоризненно сказал:» Похоже, так и не дождусь Андрюшку уже…»
Сколько таких андрюшек неопознанных, незахороненных, ставших дымом, пеплом, песком, осталось только в памяти, постепенно исчезая и оттуда. Какое к этому может иметь хождение под дудку с барабаном — ума ни приложу…