Татьяна Хохрина. Малаховка всегда ждала Песах…

Малаховка всегда ждала Песах, как ждали когда-то предки половины ее жителей выхода из Египта и освобождения от рабства. Хотя ни рабов, ни явных хозяев в Малаховке не наблюдалось. Если честно сказать, даже иногда случалось все наоборот и бывшие египетские рабы нанимали свободных православных покосить траву на участке, вымыть окна и полы или покрасить забор, пока сами писали диссертации или играли в шахматы. Но православное население Малаховки или не было таким свободолюбивым, или смирилось со своей судьбой, а, может, и видело в ней какие-то плюсы, потому что и само не пыталось выйти из Малаховки, и даже не пробовало выдавить оттуда обнаглевших вчерашних египетских рабов. А может единственный малаховский Моисей — Моисей Израилевич Беленький- невролог местной поликлиники — неважно видел, прихрамывал и боялся отходить на большие расстояния. Так мы и жили десятилетиями бок о бок, образуя взаимодополняющую, сбалансированную экосистему.

Но подступавший Песах вносил смятение в малаховские ряды. Начнем с того, что даже самые еврейские евреи Малаховки были далековаты от правильной ортодоксальной жизни, наивно называли Песах Пасхой и никогда не знали точной даты начала праздненств и конца. Поэтому готовиться приступали с середины марта, усердно стаскивая в норы подходящую и совсем неподходящую добычу. На улице даже малознакомые единоверцы перебрасывались фразами, больше напоминавшими пароль и отзыв:»На Звездочке завтра селедка по рубь тридцать! В четверг на станции в Рыбе у Фиры зеркальный с 12 до 2-х по два в руки!» Из ближайших деревень тянулись на рынок крестьянские обозы с жирными домашними курами, печально мотающими перекрученными шеями, а румяные птичницы потирали руки, зная, что товар не залежится! Впрямую нарушая строгие ортодоксальные требования, хлопотливые хозяйки добывали свинину, ножки на холодец, крабы на салат и прочая, считая себя все еще в дороге, а,значит, вправе есть что получается, а не что следует. У магазинных прилавков и на ближайших углах, как перед революциями пятого и семнадцатого года, проходили таинственные встречи заговорщиков из коопторга и райпотребсоюза, закамуфлированно выдававших доверенным лицам свиную шейку, икру, конфеты стратосфера и шоколадный крем и даже югославскую ветчину.

И над всем этим царила Аська со свежеиспеченной мацой! Мацой хрустели все от главы еврейской общины старика Гендлина до председателя поссовета Дёмочкина, который тайно признавался соседке Лие Оппельбаум :»Страсть, как люблю Ваши национальные коржики, особенно с маслицем и брауншвейгской колбаской!» Мацу по-братски делили пополам победитель всех Олимпиад Яша Кацнельсон и его главный обидчик Колька Прядкин, изо рта которого, если он не был набит мацой, вырывалось только многозначительное :»Уууу, жидва, погодь у меня!» Впрочем, Яша годил уже семнадцатый год, сидел с Колькой на соседней парте и пока обходилось.

В нашей семье Песах больше всего ждал мой русский папа, обожавший фаршированную рыбу, форшмак, рубленную печенку и гелзел из куриной шейки. Этот национально окрашенный парадный список приятно дополняла домашняя буженина и бабушкин наполеон. Папа, провоевавший всю блокаду на Ленинградском фронте и умиравший от дистрофии, первый узнавал точные даты Песаха и внимательно следил, чтоб бабушка не замешкалась и не пропустила начало! Со второго дня надо было тем более быть начеку, потому что вкусно пожрать сбегались, отталкивая друг друга, и свои, и чужие. На неделю Песах превращался в праздник, который всегда с тобой.

Надо сказать, что в этом многолетнем взаимопроникновении, которое являла собой многонациональная малаховская жизнь, мы изрядно понабрались друг от друга. Если канонически у евреев никогда не было принято таскаться с едой на кладбище и раскладывать ее на могилах, малаховчане продвинулись в экуменическом сближении. Поэтому профессиональные малаховские нищие и алкаши на Песах кормились на еврейском кладбище, плавно потом с наступлением Пасхи перетекая на русское, благо они были через забор друг от друга. А моя русская бабушка Евдокия Андреевна наказывала еврейской:»Циля, когда будешь печь нам куличи, положи в пакет немножко мацы этой вашей и селедки рубленной, а я тебе к столу груздей соленых и квасу передам,а то что это за праздник!» и обе стороны были счастливы!

И только в одно действо не был допущен никто из нас, ни ортодокс, ни православный, ни буддист, ни атеист. Бабушка не соблюдала точно традицию, да, думаю, и не знала или не помнила всех ее деталей. Но она помнила родных людей и их лица, освещенные светом этого праздника, в ее жизни хватило бы потерь на дорогу из Египта, хотя ее путь лежал из белорусского местечка через Донецк в Малаховку. Но за спиной ее остался целый хор замолкнувших по пути голосов, их заткнули перьями рваной подушки при погромах, их засыпали землей в расстрельных рвах, они замолчали на полях сражений, по тюремным подвалам и лагерным баракам, а как ей хотелось согреть их всех единственным, что она лучше всего умела, — чудесной, самой вкусной на свете, пахнувшей родным домом едой. И накрывая праздничный стол на Песах, бабушка думала о них тоже и оставляла для них самые вкусные кусочки. Поэтому мы знали, что когда окончится вечер и все унесут со стола, не надо заходить на кухню. Там горит свеча и бабушка кормит тех, кто не успел к сегодняшнему столу. И такие свечи горели во многих малаховских окнах.

Сегодня я далеко от Малаховки. На днях тут со всей роскошью будут праздновать католическую Пасху. Красиво, что и говорить! И вкусно очень. Вообще путешествовать здорово! Особенно, когда знаешь, что тебе есть куда возвращаться и тебя там ждут. И те, кто останется после тебя. И те, кто уже не сойдет с места, и по кому теперь ты зажжешь свои свечи.

Берегите себя и своих близких! С праздником!

© Татьяна Хохрина