Автор: В середине Республиканской улицы была двухэтажная дача с большим балконом. Это сейчас чего только не увидишь в новых дачных постройках, от необычности форм которых сошел бы с ума сам Гауди. А тогда обычный балкончик, торчавший вставным зубом из стены обычного бревенчатого дома, казался знаком особой роскоши, благородства и принадлежности к высшему обществу. Хотя в данном случае не было ничего похожего. Просто дом этот, прирастая жильцами, самостроем превращался в теремок и балкон был когда-то приляпан не чтоб его украсить или облагородить, а чтоб уравновесить и предотвратить неминуемый распад. И хозяева его были людьми отнюдь не именитыми или высокородными, а вовсе даже совершенно простой, мещанской многодетной семьей, если чем и знаменитой, то повышенным количеством запойно пьющих и регулярно сидящих членов семьи.
Во главе этого балконного клана Бубекиных стояла суровая, монументальная бабка Зинаида Кондратьевна, имевшая у местного населения устойчивое прозвище Родина-Мать Зовёт. Это прозвище возникло не только из абсолютного сходства сурового лика Кондратьевны с героиней знаменитого плаката, но и потому, что с преклонных лет она устроила из знаменитого балкона смотровую вышку, вахту сдавала только поздней ночью, а в светлое время суток трубным басом окликала каждого, кто привлекал ее интерес. Балкон был высоченный, у Кондратьевны явно прогрессировала дальнозоркость, поэтому видела она всех и вся. Я и сама в этом убеждалась не раз. Например, с левого фланга балкона через два дома Родина-Мать Зовёт просматривала нашу террасу. И никого не удивляло, когда в ленивое дачное обеденное время над полусонной Малаховкой раздавался Глас Божий: «Эй, Танька, Соркинша, чтой-то в бумаге там у вас заверчено?! Не вижу отседва — докторская или любительская! Махни мне куска три с черняшкой, если мягкая! С черствой не давай, одну колбасу тады положь и вона еще малосольных троечку, Цилька знатно сОлить! И прям щас занесь — я чай пить буду!»
Таможенный Кондратьевнин сбор распространялся не только на непосредственных соседей, но и на всех, кого бабка знала или кто попадал в поле зрения. Причем она аккумулировала информацию, анализировала увиденное, запросы ее были точно обоснованы и никому даже не приходило в голову их оспорить.
— Эй, Макса, Цирзон (это относилось к Максу Цикерзону), ты вчерася вечером селедки привез. Не ржавая? Генку пошлю — дай две ему, шоб спина как у Розки твоей! И пощупай, шоб икряная, я с молокими не люблю.
— Эй, Зойка, ты сегодня в вечер (расписание всех соседей она помнила лучше их отдела кадров), так в два придь ко мне давленье смеряй и кольни — затылок ломит..
— Эй, Колька, на Звездочку едешь? Смотри, шоб лисапед не сперли, как у Борьки маво. И сметаны мне банку поллитровую налей. Тама тебе банку найдут, скажешь — мне.
Читать дальше здесь:
А я читаю летопись Татьяны Хохриной с удовольствием и интересом. Я в Малаховке не бывала, а теперь как будто хорошо знакома с ее обитателями. Некоторые очерки у Хохриной чуть хуже, некоторые чуть лучше — как у всякого автора. Ей удалось создать (или воссоздать? — это неважно) свои миры. А это, с моей точки зрения, главный признак писателя.
Если ее Борьки станут Борисами или Борисами Абрамовичами, а лисапеды — велосипедами, и если «щас» будет произноситься по-дикторски, то весь художественный мир рухнет с балкона вместе с героиней по прозвищу Родина-Мать Зовет.
Инна, тут ещё важно то, что Татьяна Хохрина всю взрослую жизнь писала рассказы на досуге, потому что, окончив Московскую юридическую академию и аспирантуру Института государства и права РАН, она потом проработала в этом институте множество лет, в течение которых Хохрина опубликовала целый ряд научных статей и монографий. И, как мне кажется, при этом она вполне состоялась как талантливый прозаик.
Зоя Мастер
26 марта 2019 at 2:38
_______________________________
Эх, Зоя,…испортили песню.
Цильки, Зойки, Борьки, лисапеды, сОлить, щас, придь…. из рассказа в рассказ. Автор сама себе не надоела?
Зоя Мастер
26 марта 2019 at 2:38 (edit)
Цильки, Зойки, Борьки, лисапеды, сОлить, щас, придь…. из рассказа в рассказ. Автор сама себе не надоела?
\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\
Зоя, уже много лет Татьяна Хохрина пишет своеобразную летопись, живописующую обитателей подмосковной Малаховки. Что ж в этом удивительного и что в этом дурного, что в её расказах фигурируют все эти Цильки, Зойки, Борьки и прочие со своими словечками, манерами и пр.?
У каждой Татьяны — свои заморочки, свои «Любк, а Любк…
шоб лисапед не сперли, как у Борьки маво…»
— И там сметаны в банки наливают,
и взгляды, ЭХ, так много обещають..
— ТАМА банок и полбанок найдут, чай.
И чай имеется, из Сухума, знамо дело.
🙂
Татьяна Хохрина. Родина-мать зовёт
В середине Республиканской улицы была двухэтажная дача с большим балконом. Это сейчас чего только не увидишь в новых дачных постройках, от необычности форм которых сошел бы с ума сам Гауди. А тогда обычный балкончик, торчавший вставным зубом из стены обычного бревенчатого дома, казался знаком особой роскоши, благородства и принадлежности к высшему обществу. Хотя в данном случае не было ничего похожего. Просто дом этот, прирастая жильцами, самостроем превращался в теремок и балкон был когда-то приляпан не чтоб его украсить или облагородить, а чтоб уравновесить и предотвратить неминуемый распад. И хозяева его были людьми отнюдь не именитыми или высокородными, а вовсе даже совершенно простой, мещанской многодетной семьей, если чем и знаменитой, то повышенным количеством запойно пьющих и регулярно сидящих членов семьи.
Во главе этого балконного клана Бубекиных стояла суровая, монументальная бабка Зинаида Кондратьевна, имевшая у местного населения устойчивое прозвище Родина-Мать Зовёт. Это прозвище возникло не только из абсолютного сходства сурового лика Кондратьевны с героиней знаменитого плаката, но и потому, что с преклонных лет она устроила из знаменитого балкона смотровую вышку, вахту сдавала только поздней ночью, а в светлое время суток трубным басом окликала каждого, кто привлекал ее интерес. Балкон был высоченный, у Кондратьевны явно прогрессировала дальнозоркость, поэтому видела она всех и вся. Я и сама в этом убеждалась не раз. Например, с левого фланга балкона через два дома Родина-Мать Зовёт просматривала нашу террасу. И никого не удивляло, когда в ленивое дачное обеденное время над полусонной Малаховкой раздавался Глас Божий: «Эй, Танька, Соркинша, чтой-то в бумаге там у вас заверчено?! Не вижу отседва — докторская или любительская! Махни мне куска три с черняшкой, если мягкая! С черствой не давай, одну колбасу тады положь и вона еще малосольных троечку, Цилька знатно сОлить! И прям щас занесь — я чай пить буду!»
Таможенный Кондратьевнин сбор распространялся не только на непосредственных соседей, но и на всех, кого бабка знала или кто попадал в поле зрения. Причем она аккумулировала информацию, анализировала увиденное, запросы ее были точно обоснованы и никому даже не приходило в голову их оспорить.
— Эй, Макса, Цирзон (это относилось к Максу Цикерзону), ты вчерася вечером селедки привез. Не ржавая? Генку пошлю — дай две ему, шоб спина как у Розки твоей! И пощупай, шоб икряная, я с молокими не люблю.
— Эй, Зойка, ты сегодня в вечер (расписание всех соседей она помнила лучше их отдела кадров), так в два придь ко мне давленье смеряй и кольни — затылок ломит..
— Эй, Колька, на Звездочку едешь? Смотри, шоб лисапед не сперли, как у Борьки маво. И сметаны мне банку поллитровую налей. Тама тебе банку найдут, скажешь — мне.
Читать дальше по ссылке в блоге.