Автор: Зимой (хоть это не для всех, а лишь для мыслящих инако)
встаёт во всей своей красе горб вопросительного знака,
и тень, отброшенная им на замерзающие лужи
одним велит напиться в дым, другим чего-нибудь похуже.
Мы были зряшно рождены; в подборе целей — оплошали.
А в небе бледный шмат луны — как сыр, обгрызенный мышами.
Банальности взрезают тишь расстрельной россыпью курсива.
«Красиво жить не запретишь». «Быть знаменитым некрасиво».
И хоть ругайся напоказ бессильно и пустоголово
на ускользнувшую от нас мерцающую сущность слова,
мы замерли, как корабли в литографическом овале:
одни лишь гении — смогли, а остальные — спасовали.
И не для нас хмельная высь, где реют божества в хламидах.
Ведь можно проще, согласись: ненужный вдох, никчёмный выдох.
Тирадой пьяного жлоба, лишённой смысловой нагрузки,
нас ждёт стандартная судьба мильонов пишущих по-русски.
Не избежать тоски и драм. Надежда, словно шарик, сдулась.
Вопроса знак являет нам интеллигентскую сутулость.
И, как всегда, декабрь — большой любитель жертвоприношений.
А мы, уставшие душой, легко сгодимся на мишени.
Александр Габриэль
Зимой (хоть это не для всех, а лишь для мыслящих инако)
встаёт во всей своей красе горб вопросительного знака,
и тень, отброшенная им на замерзающие лужи
одним велит напиться в дым, другим чего-нибудь похуже.
Мы были зряшно рождены; в подборе целей — оплошали.
А в небе бледный шмат луны — как сыр, обгрызенный мышами.
Банальности взрезают тишь расстрельной россыпью курсива.
«Красиво жить не запретишь». «Быть знаменитым некрасиво».
И хоть ругайся напоказ бессильно и пустоголово
на ускользнувшую от нас мерцающую сущность слова,
мы замерли, как корабли в литографическом овале:
одни лишь гении — смогли, а остальные — спасовали.
И не для нас хмельная высь, где реют божества в хламидах.
Ведь можно проще, согласись: ненужный вдох, никчёмный выдох.
Тирадой пьяного жлоба, лишённой смысловой нагрузки,
нас ждёт стандартная судьба мильонов пишущих по-русски.
Не избежать тоски и драм. Надежда, словно шарик, сдулась.
Вопроса знак являет нам интеллигентскую сутулость.
И, как всегда, декабрь — большой любитель жертвоприношений.
А мы, уставшие душой, легко сгодимся на мишени.