Дмитрий Быков на мотив из кинофильма «Щит и меч»

Любить ее можно за многое —
За панцири льдов и камней,
За все ледяное и строгое,
Что так приживается в ней,
За эти призывы к смирению,
За коими прячут погром,
За внятный всему населению
Глубокий стокгольмский синдром,
За образ рассерженной матери,
Что вечно святей и правей
Испуганных, с рожами мятыми,
Беспутных своих сыновей,
За образ державного идола,
За клекот двойного орла,
За то, что свободы не видела,
А видела — так прокляла.

Любить ее можно за многое:
За скудость, ненастье, рванье,
За что-то сиротски-убогое
И кроткое в лике ее,
За тихие слезы и жалобы,
За то, что себя же сдают —
Упорство, глядишь, помешало бы
Любить этот кроткий уют;
За верность привычному облику,
Который — смотри не смотри —
Подобно родимому бублику,
Давно уже с дыркой внутри;
За веру, что где-то окупится
Терпение это и страсть,
За это стремленье окуклиться
И в спячку подснежную впасть.

А сам я люблю ее, кажется, —
Ее непременный изгой, —
За то, что она не уляжется
Ни в этот шаблон, ни в другой;
За то, что сменяется Пасхою
Ее безнадежность и мрак,
За то, что единою краскою
Ее не покроешь никак;
За то, что жива и под панцирем,
Подспудное длит бытие —
Спасибо огромным дистанциям
И крайностям вечным ее;
За то, что гордится все менее
Верховным своим дурачьем,
За то, что единого мнения
Не может иметь ни о чем,
За то, что из морока мнимого
Всегда прорастает травой;
За то, что утешить травимого
Старается каждый второй —
За то, что любому карателю,
Куратору, — Боже, прости! —
Уже к одному знаменателю
Ее не удастся свести;
За то, что не верит делениям
На чуждую Нерусь и Русь,
Не сводится к определениям —
К которым и я не свожусь, —

И после рыданья задавленного
Проснется чиста и пряма,
И щедро прославит затравленного!

Хотя и затравит сама.

Один комментарий к “Дмитрий Быков на мотив из кинофильма «Щит и меч»

  1. Дмитрий Быков на мотив из кинофильма «Щит и меч»

    Любить ее можно за многое —
    За панцири льдов и камней,
    За все ледяное и строгое,
    Что так приживается в ней,
    За эти призывы к смирению,
    За коими прячут погром,
    За внятный всему населению
    Глубокий стокгольмский синдром,
    За образ рассерженной матери,
    Что вечно святей и правей
    Испуганных, с рожами мятыми,
    Беспутных своих сыновей,
    За образ державного идола,
    За клекот двойного орла,
    За то, что свободы не видела,
    А видела — так прокляла.

    Любить ее можно за многое:
    За скудость, ненастье, рванье,
    За что-то сиротски-убогое
    И кроткое в лике ее,
    За тихие слезы и жалобы,
    За то, что себя же сдают —
    Упорство, глядишь, помешало бы
    Любить этот кроткий уют;
    За верность привычному облику,
    Который — смотри не смотри —
    Подобно родимому бублику,
    Давно уже с дыркой внутри;
    За веру, что где-то окупится
    Терпение это и страсть,
    За это стремленье окуклиться
    И в спячку подснежную впасть.

    А сам я люблю ее, кажется, —
    Ее непременный изгой, —
    За то, что она не уляжется
    Ни в этот шаблон, ни в другой;
    За то, что сменяется Пасхою
    Ее безнадежность и мрак,
    За то, что единою краскою
    Ее не покроешь никак;
    За то, что жива и под панцирем,
    Подспудное длит бытие —
    Спасибо огромным дистанциям
    И крайностям вечным ее;
    За то, что гордится все менее
    Верховным своим дурачьем,
    За то, что единого мнения
    Не может иметь ни о чем,
    За то, что из морока мнимого
    Всегда прорастает травой;
    За то, что утешить травимого
    Старается каждый второй —
    За то, что любому карателю,
    Куратору, — Боже, прости! —
    Уже к одному знаменателю
    Ее не удастся свести;
    За то, что не верит делениям
    На чуждую Нерусь и Русь,
    Не сводится к определениям —
    К которым и я не свожусь, —

    И после рыданья задавленного
    Проснется чиста и пряма,
    И щедро прославит затравленного!

    Хотя и затравит сама.

Добавить комментарий