Мы оставались в комнате одни,
бессмертие друг другу напророчив.
И были ночи – долгие, как дни,
и были дни – похожие на ночи.
И наши души вдоль и поперек
читали мы – не только между строк,
но между букв, меж запятых и точек,
и время, как испуганный зверек,
сжималось от предчувствия в комочек.
По-рыбьи уплывали голоса,
и мы, безукоризненны и строги,
сквозь потолок глядели в небеса,
где одиноко умирали боги.
И темнота, зализывая швы,
твердила, что – рожденные из пены –
поэты – восхитительно мертвы,
и только их читатели – нетленны.
Михаил Юдовский
Мы оставались в комнате одни,
бессмертие друг другу напророчив.
И были ночи – долгие, как дни,
и были дни – похожие на ночи.
И наши души вдоль и поперек
читали мы – не только между строк,
но между букв, меж запятых и точек,
и время, как испуганный зверек,
сжималось от предчувствия в комочек.
По-рыбьи уплывали голоса,
и мы, безукоризненны и строги,
сквозь потолок глядели в небеса,
где одиноко умирали боги.
И темнота, зализывая швы,
твердила, что – рожденные из пены –
поэты – восхитительно мертвы,
и только их читатели – нетленны.
Михаил Юдовский
Мы оставались в комнате одни,
бессмертие друг другу напророчив.
И были ночи – долгие, как дни,
и были дни – похожие на ночи.
И наши души вдоль и поперек
читали мы – не только между строк,
но между букв, меж запятых и точек,
и время, как испуганный зверек,
сжималось от предчувствия в комочек.
По-рыбьи уплывали голоса,
и мы, безукоризненны и строги,
сквозь потолок глядели в небеса,
где одиноко умирали боги.
И темнота, зализывая швы,
твердила, что – рожденные из пены –
поэты – восхитительно мертвы,
и только их читатели – нетленны.