Такая ночь пульсирует в зрачке,
как будто смерч гудит в сливном бачке,
как будто смерть, прокравшись в туалеты,
астральный секс соединив с косьбой,
овладевает всеми и собой,
и звезды превращаются в скелеты.
Гляди ей в пах с улыбкой босяка,
торчащий от дверного косяка,
как сотня бесов на иголке шприца.
Пиши слюной у смерти на лице,
пиши слюдой у смерти на кольце
о том, что всё пройдет и повторится.
Пиши тоской у смерти на виске,
пиши щекой у смерти на щеке
о том, что всё пропьется и простится.
Тобой овладевают города,
поймав тебя в ночные провода,
где бьется электрическая птица.
И это жизнь – у смерти на краю,
и воины с поэтами в раю
признают, наконец, единоверца
в тебе и откровениях твоих
и объяснят тебе, что меч и стих
взыскуют не умения, а сердца.
2016
Михаил Юдовский
Такая ночь пульсирует в зрачке,
как будто смерч гудит в сливном бачке,
как будто смерть, прокравшись в туалеты,
астральный секс соединив с косьбой,
овладевает всеми и собой,
и звезды превращаются в скелеты.
Гляди ей в пах с улыбкой босяка,
торчащий от дверного косяка,
как сотня бесов на иголке шприца.
Пиши слюной у смерти на лице,
пиши слюдой у смерти на кольце
о том, что всё пройдет и повторится.
Пиши тоской у смерти на виске,
пиши щекой у смерти на щеке
о том, что всё пропьется и простится.
Тобой овладевают города,
поймав тебя в ночные провода,
где бьется электрическая птица.
И это жизнь – у смерти на краю,
и воины с поэтами в раю
признают, наконец, единоверца
в тебе и откровениях твоих
и объяснят тебе, что меч и стих
взыскуют не умения, а сердца.
2016