Ну что ж, филолог, головой поникни,
как шахматист, подставивший ферзя…
Тот факт, что дева любит слово «ихний»
не значит то, что с нею быть нельзя.
Филолог, не гони по морю волны,
не извлекай из нервных пальцев хруст…
Подумаешь, услышал ты «евоный»
из милых и на всё способных уст!
Да, ты лингвист. Тебе сложней, быть может.
Скажу не так — и ты горишь в аду.
А я, когда от милой слышу «ложит»,
на это незатейливо кладу.
Застынь, филолог, в праведной печали,
но словом юну деву не круши:
оне нирверситетов не кончали,
зато как грудь с улыбкой хороши!
Филолог, ты так чужд словесной грязи,
так Ожеговым с Далем ты храним!
А что такого есть в твоем русязе,
чтоб, как с принцессой, обращаться с ним?
Как результат, и сам я стал бояться
сказать не то или сказать не так:
я не хочу, чтоб видели паяца
во мне. Чтоб говорили: «Он мудак!».
Порой я сам, чтоб не тревожить раны
средь изобилья бёдер, губ и тить
легко перехожу на иностранный,
чтоб как-нибудь от русского уйтить.
И деве не устрою я экзамен,
провинциалки раня естество…
Мне надо с ней лишь пару дней zusammen.
Точней, together.
Только и всего.
Один комментарий к “Александр Габриэль. Филолофобия”
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
Александр Габриэль. Филолофобия
Ну что ж, филолог, головой поникни,
как шахматист, подставивший ферзя…
Тот факт, что дева любит слово «ихний»
не значит то, что с нею быть нельзя.
Филолог, не гони по морю волны,
не извлекай из нервных пальцев хруст…
Подумаешь, услышал ты «евоный»
из милых и на всё способных уст!
Да, ты лингвист. Тебе сложней, быть может.
Скажу не так — и ты горишь в аду.
А я, когда от милой слышу «ложит»,
на это незатейливо кладу.
Застынь, филолог, в праведной печали,
но словом юну деву не круши:
оне нирверситетов не кончали,
зато как грудь с улыбкой хороши!
Филолог, ты так чужд словесной грязи,
так Ожеговым с Далем ты храним!
А что такого есть в твоем русязе,
чтоб, как с принцессой, обращаться с ним?
Как результат, и сам я стал бояться
сказать не то или сказать не так:
я не хочу, чтоб видели паяца
во мне. Чтоб говорили: «Он мудак!».
Порой я сам, чтоб не тревожить раны
средь изобилья бёдер, губ и тить
легко перехожу на иностранный,
чтоб как-нибудь от русского уйтить.
И деве не устрою я экзамен,
провинциалки раня естество…
Мне надо с ней лишь пару дней zusammen.
Точней, together.
Только и всего.