Февраль тягуч и скучен, как трактат.
Какой мы получаем результат,
безделие помножив на безволие?
Тень навести не в силах на плетень,
бессолнечно приходит новый день
простой стенной зарубкою, не более.
Засыпан белым клён и остролист;
так жалобен седого ветра свист,
как будто нищий просит подаяния.
Вопрос о счастье больше не иском.
Мир нынче — в безнадёжнейшей из ком,
в тяжёлом пограничном состоянии.
Безликий холод в белизне полей…
Но нашим душам было бы теплей,
когда б пореже мы прогнозы слушали.
Как глупо доверять свою судьбу
минусовому ртутному столбу,
замкнувшись в пустотелом равнодушии.
Безумный снег, устав вести бои,
бросает в окна реплики свои —
отрывистые злые междометия…
Но всё ж пройдёт февраль, как колдовство,
и мы найдём друг в друге то, чего
за вьюгами мы просто не заметили.
Александр Габриэль. Февральское
Февраль тягуч и скучен, как трактат.
Какой мы получаем результат,
безделие помножив на безволие?
Тень навести не в силах на плетень,
бессолнечно приходит новый день
простой стенной зарубкою, не более.
Засыпан белым клён и остролист;
так жалобен седого ветра свист,
как будто нищий просит подаяния.
Вопрос о счастье больше не иском.
Мир нынче — в безнадёжнейшей из ком,
в тяжёлом пограничном состоянии.
Безликий холод в белизне полей…
Но нашим душам было бы теплей,
когда б пореже мы прогнозы слушали.
Как глупо доверять свою судьбу
минусовому ртутному столбу,
замкнувшись в пустотелом равнодушии.
Безумный снег, устав вести бои,
бросает в окна реплики свои —
отрывистые злые междометия…
Но всё ж пройдёт февраль, как колдовство,
и мы найдём друг в друге то, чего
за вьюгами мы просто не заметили.